Стивен Кинг - Бессонница

Лоис уставилась на него; лицо ее было освещено этим поганым красным мерцанием, а выразительные глаза полны ужаса. Он увидел темные полоски на ее подбородке и понял, что это кровь. Она не просто зажимала нижнюю губу зубами, а искусала ее.

[Ральф, с тобой все в порядке?]

[Я забрался под старый дуб с красивой девчонкой, а ты еще спрашиваешь. Со мной все отлично, Лоис. Но думаю, нам лучше поспешить.]

[Ладно.]

Он пошарил внизу под собой и поставил ногу на сучковатый корень. Тот выдержал его вес. И он скользнул вниз по каменистому склону, держась за другой корень и обнимая Лоис за талию. Ее юбка задралась до бедер, и Ральф снова мельком подумал о Чакки Энгстроме и его «палке-гляделке». Он испытал восхищение и одновременно раздражение, увидев, что Лоис пытается поправить юбку.

[Я знаю, что настоящая леди всегда старается поправить юбку, но, мне кажется, это правило отменяется, когда скользишь вниз по лестнице тролля под старым дубом. Идет?]

Она глянула на него со слабой, смущенной и испуганной улыбкой.

[Если бы я знала, чем мы будем тут заниматься, я бы надела брюки. Я думала, мы только съездим в больницу.]

Если бы я знал, чем мы будем заниматься, подумал Ральф, я бы превратил в наличность свои акции, падает их курс на рынке или нет, и купил нам билеты на самолет в Рио, моя дорогая.

Он стал осторожно нащупывать упор другой ногой, прекрасно сознавая, что если упадет, то очутится далеко от тех мест, где работает спасательная команда Дерри. Прямо над его глазами из земли выполз красноватый червяк, сбросив маленькие комочки грязи ему на лоб.

Какое-то время, показавшееся ему вечностью, он ничего не мог нащупать, а потом нога наткнулась на какую-то гладкую деревянную поверхность — на сей раз не корень, а что-то вроде настоящей ступеньки. Он скользнул вниз, все еще держа Лоис за талию, и выждал, выдержит ли штуковина, на которой они стояли, или треснет под их двойным весом.

Она выдержала и оказалась достаточно широкой для них обоих. Ральф глянул вниз и увидел, что это была верхняя ступенька узкой лестницы, спускавшейся вниз, в красноватую тьму. Она была сделана для существа (и, возможно, этим же существом) намного меньше их ростом, и поэтому им пришлось сгорбиться, но все равно это было лучше кошмара последних пяти минут.

Ральф посмотрел на разорванный лоскуток дневного света над ними, и в глазах его, глядящих с залитого потом и вымазанного грязью лица, мелькнула немая тоска. Никогда еще дневной свет не был таким желанным и таким далеким. Он повернулся к Лоис и кивнул ей. Она стиснула его ладонь и кивнула в ответ. Согнувшись почти пополам, вздрагивая каждый раз, когда торчащий корень касался спины или шеи, они начали спускаться вниз по лестнице.

Спуск казался бесконечным. Красный свет становился ярче, вонь Атропоса сгущалась, и Ральф сознавал, что они оба, спускаясь вниз, «поднимаются вверх»; ничего другого им не оставалось — в противном случае запах просто задушил бы их. Он продолжал убеждать себя в том, что они делают то, что должны делать, и что в такой большой операции должен участвовать некто следящий за временем — кто подтолкнет их, когда (и если) сроки станут поджимать, — но все равно тревога не покидала его. Потому что могло и не быть ни следящего за временем, ни главного арбитра, ни команды рефери в полосатых, как зебры, свитерах. «Все ставки сняты», — сказал Клото.

Как раз когда Ральф стал спрашивать себя, не ведут ли ступеньки прямо в преисподнюю, они кончились. Короткий, выдолбленный в камне коридор не выше сорока дюймов и не длиннее двадцати футов вел к аркообразному дверному проему. За ним то красное свечение пульсировало и вспыхивало, как отраженное мерцание открытой духовки.

[Пошли, Лоис, но будь готова ко всему. Будь готова встретить его.]

Она кивнула, снова подтянула упрямо сползавшую нижнюю юбку и двинулась рядом с ним по узкому проходу. Ральф поддел что-то (не камень) ногой и нагнулся, чтобы поднять предмет. Это оказался красный пластиковый цилиндр, чуть шире с одного конца, чем с другого. Мгновение спустя он понял, что это такое: ручка от детской скакалки. Три-четыре-пять, гусыня пьет опять.

Не суйся в то, что тебя не касается, Краткий, говорил Атропос, но он сунулся, и не только из-за того, что маленькие лысые врачи называли ка. Он оказался замешанным, ибо то, что собирался сделать Атропос, касалось его, что бы там ни думал этот маленький ублюдок. Дерри был его городом, Лоис Чэсс была его другом, и Ральф обнаружил в себе огромное желание заставить дока № 3 здорово пожалеть, что тому довелось наткнуться на сережки Лоис.

Он отшвырнул ручку скакалки прочь и двинулся дальше. Мгновением позже они с Лоис прошли под аркой и застыли там, глядя на подземную квартиру Атропоса. С широко раскрытыми глазами и соединенными руками они больше, чем когда-либо, походили на детей в сказке — теперь не на Питера Пэна и Венди, а на Гензеля и Гретель[66], наткнувшихся на конфетный домик ведьмы после многих дней блуждания по непролазному лесу.

[Ох, Ральф. О Господи… Ты видишь?]

[Тс-с-с, Лоис. Тс-с-с.]

Прямо перед ними находилась маленькая плохонькая комнатушка, служившая, по-видимому, и кухней, и спальней. Комнатка была одновременно убогой и жуткой. В середине стоял низкий круглый стол, показавшийся Ральфу отрезанной верхней частью бочки, с остатками еды в суповой кастрюле с отбитой эмалью — какая-то серая прогорклая каша, похожая на расплавленные, а потом застывшие мозги. В комнате стоял единственный грязный складной стул. Справа от стола разместился примитивный туалет, сделанный из ржавого стального барабана, а сверху лежало сиденье от унитаза. От него исходил жуткий, отвратительный запах. Единственным украшением в комнате служило висящее на стене большое продолговатое зеркало в бронзовой раме; его отражающая поверхность настолько потемнела от времени, что Ральф и Лоис в нем выглядели так, словно плавали в десяти — двенадцати футах под водой.

Слева от зеркала находилось спальное место, состоявшее из грязного матраса и джутового мешка, набитого соломой или перьями. И подушка, и матрас были смяты и блестели от пота существа, которое спало на них. Сны, застрявшие в этой подушке, свели бы меня с ума, подумал Ральф.

Где-то — одному лишь Богу известно, насколько глубже под землей — глухо капала вода.

С противоположной стороны помещения располагалась еще одна арка повыше, за которой была видна битком забитая, какая-то сюрреалистическая кладовка. Ральф два или три раза моргнул, желая убедиться, что ему не мерещится то, что он видит.