Клайв Баркер - Книги крови III—IV: Исповедь савана

Рон хотел построить свой собственный замок. Этот дом спасал бы его от мира, не одарившего Рона ничем, кроме дурного пищеварения и кучи денег. Тогда он оставил бы лихорадочный город, укрылся бы здесь и наслаждался, глядя на Мэгги, поливающую розы, и детей, резвящихся на свежем воздухе. Но мечты оставались мечтами: видимо, зимой придется снова сидеть в Лондоне. И все по вине этих жалких лодырей.

Мэгги раскрыла зонтик. Она стояла рядом, защищая мужа от дождя.

— Где дети? — поинтересовался Рон.

Она ответила, состроив гримасу:

— В отеле, доводят до безумия миссис Блэттер.

Нельзя сказать, чтобы Энид Блэттер не терпела детских шалостей. У нее самой были дети, и она любила их непринужденное веселье и баловство. Но терпеть фокусы этих чертенят уже шестой раз за лето? Миссис Блэттер они начали раздражать.

— Давай лучше вернемся в город.

— Что ты, не надо. Мы можем уехать и в воскресенье вечером. Прошу тебя, останемся здесь еще на два дня. Сходим на праздник урожая.

Теперь гримаса появилась на лице Рона:

— Это еще зачем?

— Рон, мы ведь живем не одни. Я имею в виду, в этом городе. На праздник придут почти все местные жители. Неприлично пренебрегать традициями. Нам же жить среди них.

Рон походил на обиженного мальчишку, готового зареветь. Мэгги знала, что он сейчас скажет:

— Я не хочу туда идти.

— Но у нас нет выбора.

— Мы могли бы уехать сегодня.

— Ронни, перестань…

— Что нам тут делать? Детям скучно, ты становишься невыносимой занудой…

Мэгги понимала, что Рон проиграл.

— Можешь ехать, если хочешь, — ответила она. — Возьми детей, а я останусь здесь.

«Хитрый ход», — подумал Рон.

Два дня в городе, да еще в окружении детей — он не вынес бы такого. Нет уж, тогда лучше остаться.

— Ладно, Мэгги. Считай, ты меня уговорила. Мы пойдем на этот чертов праздник.

— Что за слова? Побойся бога.

— Ты же знаешь — я уже давно не молюсь.

Рон был в дурном расположении духа. Глядя на буераки, он попытался представить траву и розы, но не смог.

На кухню вбежала белая, как полотно, Амелия Николсон. Она посмотрела на мать и упала на пол. Зеленую курточку заляпала рвота На высоких сапожках была кровь.

Гвен позвала Денни. Их маленькая Амелия дрожала и металась, словно в бреду. Она пыталась говорить, но слова проглатывались тихим всхлипыванием.

— Что с ней? — Денни буквально слетел с лестницы.

— Боже мой…

Амелию опять вырвало. Лицо посинело.

— Объясни же наконец, что стряслось!

— Не знаю. Она только вошла — и вот… Лучше вызови «скорую помощь».

Денни наклонился и дотронулся до щеки ребенка.

— Это шок, — констатировал он.

— Денни, «скорую помощь». Скорее!

Гвен снимала с девочки курточку и расстегивала пуговицы на ее блузке. Денни медленно выпрямился и подошел к окну, ставшему матовым от потоков дождевой воды. Он разглядел за стеклом свой двор: дверь в конюшню колыхал ветер. Потом мощный порыв захлопнул ее. Там кто-то был — Денни почувствовал движение внутри.

— Ради бога, доктора! — повторяла Гвен.

Но Денни не отреагировал. В его владения забрался чужой, и он знал, как поступить с пришельцем.

Дверь снова открылась. До него донесся еле слышный скрип. Потом что-то скользнуло во тьму. Что ж, пора вмешаться.

Стараясь не отводить глаз от входа в конюшню, он потянулся за винтовкой, висящей на входной двери. Потом он оглянулся. Гвен пыталась дозвониться до медицинской службы, оставив стонущую девочку на полу.

Кажется, та начинала приходить в себя. Кто-то забрался в конюшню и напугал ее до потери сознания — что ж, надо выгнать его к чертовой матери.

Открыв дверь, Денни шагнул во двор. Безумие дождя прекратилось. Только ветер бушевал в холодном воздухе, продувая насквозь легкую рубашку. Земля под ногами блестела черным стеклом луж. Он шел к конюшне под аккомпанемент капель, падающих с карнизов и портика.

Дверь снова печально скрипнула На этот раз ее толкнул не ветер. Денни не мог ничего разглядеть внутри. Ни движения. Ни звука. Странно — не могло же ему почудиться.

Он присмотрелся. Да! Здесь кто-то есть… Чьи-то глаза наблюдали за ним, за винтовкой, за каждым его движением. Наверняка в этих глазах были испуг и волнение. Денни направился к чужаку, приняв самый грозный вид, на какой был способен.

Он вошел внутрь уверенным широким шагом.

Под правым ботинком хрустнул желудок пони. Повернув голову, он увидел ногу лошадки, обглоданную до кости, вырванную у основания бедра. Копыто покрылось спекшейся кровью. От животного не осталось больше ничего. Денни чуть не вырвало.

— Эй, ты! — крикнул он в темноту. — Выходи! — Денни вскинул винтовку. — Ты слышал? Выходи, или я стреляю.

В углу, где были сложены тяжелые тюки, что-то зашевелилось.

«Попался, сукин сын», — пронеслось в голове Денни.

В следующую секунду гость смотрел на него с девятифутовой высоты.

— Бо-оже мой…

Громадина качнулась и стала надвигаться на него — медленно, уверенно, без всякого страха Он выстрелил, но пуля, вроде бы попавшая в грудь чудовища, не остановила его.

Николсон бросился бежать. Ботинки скользили на мокрых булыжниках, и не было возможности развить большую скорость. Преследователь был уже в двух шагах позади, а его голова — прямо над Денни. Услышав выстрел, Гвен бросила трубку телефона. Подойдя к окну, она увидела, как грузная исполинская туша настигла Денни. Нагнувшись, чудовище схватило его за пояс брюк и швырнуло в воздух легко, словно перышко. Достигнув в полете высшей точки, тело повернулось и камнем рухнуло на землю. Глухой удар отозвался в Гвен мощным сотрясением внутренностей. Гигант расплющил лицо ее мужа одним ударом.

У Гвен вырвался крик. Опомнившись, она зажала рот рукой, но поздно. Слишком поздно. Крик уже гулял на свободе, он достиг ушей чудовища. Монстр обратил горящие глаза в сторону женщины. Он смотрел, сверля злобными огнями оконное стекло. Силы небесные, он заметил ее! Голая громадина приближалась, оскалив страшный рот.

Гвен подняла лежащую на полу Амелию и крепко обхватила ее руками. Она прижала голову девочки к своей шее, чтобы та не видела этого кошмара. Шлепанье тяжелых шагов становилось громче. Кухню заполнила зловещая тень.

— Укрепи мои силы, Господи!

Чудовище заслонило оконный проем. Искаженное сладострастной гримасой лицо расплющилось на мокрой поверхности стекла, сразу же треснувшего и осыпавшегося градом осколков на тело исполина. Великан ощущал запах ребенка. Он хотел только этого ребенка. Он скоро получит мясо ребенка.