Джон Коннолли - Плохие люди

Хайлера уже не было в живых: он умер от сердечного приступа два года назад, но Бэррон до сих пор помнил, как тот сидел перед ним с бокалом пива в руке и говорил тоном (иногда в нем проскальзывали странные интонации), который был его семейным наследием. Бэррон никогда не подвергал его слова сомнению, даже когда тот рассказывал о своей последней поездке на Датч, о скверной смерти Джорджа Шеррина. Потому что именно из-за Джорджа Шеррина не самые добропорядочные члены островного общества больше не рисковали ходить в лес по ночам. Никто не хотел закончить свою жизнь так же, как Джордж, только не это!

О Шерринах всегда ходили слухи. Их дети были непослушными и откровенно проблемными, очень примечательными индивидами. Старине Фрэнку Дюпре, отцу Джо-Меланхолии, не раз приходилось приводить того или иного отпрыска злополучного рода домой к папаше из-за того, что тот разбил очередное окно или замучил очередное несчастное животное, причем по дороге домой малец всегда был тише воды ниже травы, а старине Фрэнку становилось как-то не по себе, когда Джордж провожал ребенка внутрь и дверь за ними бесшумно закрывалась. Фрэнк подозревал, что там далеко не все в порядке: что-то очень гадкое и отвратительное творилось в доме, но ему не удавалось разговорить его забитую мышку-жену Инид, а социальные работники, которые приходили к Шерринам, общались только либо с дулом наставленного на них ружья, либо со спущенной сворой собак, принуждающих их обратиться в бегство.

Но однажды Джордж Шеррин пропал, он не вернулся из леса. Накануне он загрузил свой грузовик цепями, захватил пилу и отправился на нелегальные лесозаготовки: приближалась зима. Прошло два дня, прежде чем его жена потрудилась сообщить об исчезновении мужа, и Фрэнк Дюпре заключил, что сама она не могла убить его, но, безусловно, была обрадована его отсутствием в течение целых двух дней, потому что Джордж Шеррин плохо обращался с детьми, и Фрэнк не сомневался, что жена в курсе этого и что, скорее всего, временами она переключала его внимание на себя, просто чтобы дать детям передохнуть.

Итак, Фрэнк Дюпре и Том Хайлер отправились в лес и после нескольких часов поисков нашли грузовик Джорджа Шеррина, а рядом с ним его пилу. На сосне, растущей неподалеку, остался след пилы, но, похоже, что-то помешало Джорджу, и закончить начатое он уже не смог. Полицейские внимательно все осмотрели, но Шеррина и след простыл. Потом они вернулись с двадцатью добровольцами и цепью прочесали весь лес, заглядывая под каждый куст, но так и не нашли Джорджа. Через несколько дней они прекратили поиски, а еще через несколько недель вовсе перестали об этом думать. Дети Джорджа начали исправно посещать школу, социальный работник регулярно заходил в их дом. Инид с ребятами обратились к врачу и ездили к нему на пароме пару раз в месяц; теперь в шкафу у нее хранились фломастеры, а на прикроватном столике стояла упаковка гигиенических салфеток «Клинекс».

Через год на побережье обрушился сильный шторм, и остров Датч, один из самых удаленных от берега, сильно от него пострадал. Гремел гром, несколько деревьев были повалены разрядами молний, и под одним из этих поваленных деревьев обнаружили тело Джорджа Шеррина. Сосну вырвало из земли, но ее падение предотвратили соседние деревья, так что корень дерева высился из земли и походил на огромную разверзшуюся пасть. В образовавшейся расселине и покоились останки Джорджа Шеррина; было начато расследование по делу об убийстве. Его кости не были повреждены, никаких переломов, трещин, следов прохождения пуль, но кто-то же должен был засунуть его под дерево, потому что в то, что он сам вырыл яму, а потом лег в нее и засыпал себя с головой, верилось с трудом. Они направились к Инид Шеррин и задали ей несколько вопросов, но у нее на попечении были дети, и они заявляли одно и то же: мама была с ними все время с момента отъезда отца. Кто же еще позаботится о них?

Дальше следователей поджидали еще более сложные загадки. Когда были взяты образцы древесины и кости, результаты анализов оказались удивительными. Эксперты заключили, что, судя по тому, как корни проросли сквозь его останки, как обвили его кости словно не давая вырваться, Джордж Шеррин должен был пролежать там около тридцати лет, что было невозможно, потому что он пропал только год назад. Нет, существовала какая-то другая причина ненормального роста корней.

Только вот никто так и не узнал, какая.

— Вот такая история, — заключил Бэррон.

Мейси пристально на него посмотрела, пытаясь понять, не шутит ли он. Но он не шутил.

— Говоришь, другие тоже исчезали?

— Этого не я говорю. Я слышал только о Джордже Шеррине. По-моему, остальные — это просто очередные попытки сочинить страшные истории, которые детишки любят рассказывать ночью у костра. Знаешь, люди порой неожиданно уезжают с острова по глубоко личным причинам и не всегда объясняют их окружающим, а те только того и ждут, чтобы выдумать очередную байку о таинственном исчезновении. Но то, что я рассказал тебе Джордже Шеррине, — чистая правда. История настолько реальна, насколько могут быть реальны деньги на счету в банке, приносящие ежегодный доход.

Он прикончил свое пиво и жестом показал бармену, что неплохо бы повторить. Но Мейси пододвинула к нему свой нетронутый бокал.

— Выпей мое, мне достаточно.

— Уже уходишь? Слушай, не уходи, посиди еще немного.

Его рука потянулась к ее руке, но вместо этого она потянулась за курткой, едва избежав прикосновения. Она надела ее и заметила, каким взглядом Бэррон проводил «собачку» на застежке-молнии, когда та проходила на уровне груди.

— Нет, мне надо идти. У меня дела.

— Какие дела? — спросил он, и что-то в его тоне насторожило ее. В этот момент она была действительно счастлива, что сейчас они в баре не одни, что они не сидят в машине или, еще хуже, у него дома. Сейчас он попросит, чтобы она снова пришла к нему в гости завтра днем посмотреть телевизор или отведать блюд китайской кухни. Она откажется, и все закончится в этом баре. Вдруг ей показалось, что это самой мудрое решение, которое она приняла за последние несколько лет.

— Просто дела, — сказала она. — Спасибо за пиво и... ну, за то, что присмотрел за мной во время стажировки.

Но Бэррон отвернулся от нее и сейчас смотрел в сторону бара. Он взял ее бокал, перегнулся через барную стойку и вылил его в раковину. Она покачала головой, взяла сумку и вышла на улицу.

По дороге домой Мейси думала о том, что ей рассказали: о Дюпре, об острове и о Джордже Шеррине. Еще она думала о Бэрроне и невольно поежилась, когда вспомнила о его прикосновении. Трудные выдались шесть недель под его началом. Правда, сперва все было не так плохо. Бэррон соблюдал дистанцию и придерживался уставных отношений. Но со временем ей становилось все более и более неуютно в его компании, она все время думала, как близко он к ней стоит. Ее пугало и бесило самодовольство, с каким он пел себе дифирамбы и рассказывал, как жестоко обходился с «умниками» и «придурками»; какими взглядами встречали его подростки на улице, — словно собаки, которых слишком часто пинали кованым сапогом под ребра. Только в последние недели он начал делать пробные шаги, чтобы завоевать ее расположение. Он был осторожен, понимая, что это может закончиться обвинением в сексуальном домогательстве и как минимум крахом карьеры, если начальству станет известно, что он пытался завязать отношения с полицейской, проходящей практику под его началом, но желание все равно распирало его. Мейси чувствовала, что ее будто окатывает волной негативной энергии.