Олеся Брютова - Городские легенды

– Чего ты хочешь от меня? Что бы я сказала, что неправа? Мне оставалось жить полгода, ты понимаешь?

– С чего это ты взяла?

– Да вот же, – она достала из сумочки и сунула ему бумажки, но он не взял, и клочки полетели по ветру, словно растраченные впустую дни. Вроде вот они – рядом, да уже не ухватить.

– И что? Этого просто бумага… Ты даже не проверила ничего. А хочешь знать, что было бы, не спрыгни ты с крыши?

Вновь Лиля стоит в коридоре поликлиники с бумажками в руках. Сердобольная женщина ее одевает, Лиля выходит на улицу. Кое-как добирается до дому. Возле дома мелькает мысль – оборвать эту жизнь и не мучаться, на крышу забраться, сигануть оттуда.

Что-то остановило, она сама не поняла, что именно. То ли страх высоты, то ли боязнь совершить грех. Дома был Вадим. Она не успела ни чего сказать, как он обрушился прямо с порога:

– Где шарахаешься? Я уже сто раз звонил. Для красоты телефон носишь?– Лиля опять забыла включить телефон.

– Хватит орать, дорогой. – “Дорогой” произнесла язвительно, последнее время отношения совсем испортились, он все время кричал, злился, подозревая в чем-то, или просто из-за ее неприятностей. Лиля зарабатывала больше Вадима, но не думала, что он живет с ней из-за денег. Теперь же, когда нависла угроза увольнения, а возможно, и уголовного дела, начала подозревать неладное. – Я тебе надоела? Тебя не устраивает что-то? Денег не хватает? Собирай вещи и уходи. Вали, как крыса с корабля. И не фиг на меня орать.

– Ну, уж нет, я поору, я две недели молчал. И только попробуй меня выгнать. Я никуда не собираюсь уходить. Думаешь, я тебя брошу? Размечталась! Может, это я тебе надоел, а? – когда-то Вадим не повышал на нее голоса. Лиля попыталась возмутиться, но Вадим схватил ее и насильно втолкнул в комнату к столу. – Что это? Это ведь те, якобы потерявшиеся, документы. Зачем ты их прячешь здесь, кого покрываешь? Да еще овечку невинную строишь из себя. Потом передразнил. – Ах, я ума не приложу, куда делись документы!

Лиля уже не слушала Вадима, ее внимание приковали бумаги на столе. Как они оказались в квартире? Она не забирала документы с работы. Подошла к столу, перебрала платежки, расходники, ордера, ведомости, – здесь все, что пропало. Теперь с нее снимут обвинение.

– Вадим, где ты их нашел?

– Лежат здесь уже недели две, между прочим. То есть, я их две недели назад нашел, да все ждал, когда ты перестанешь притворяться.

– Притворяться?! Да я понятия не имею, как они здесь оказались. Да неважно – теперь я смогу оправдаться. – Она бросилась к Вадиму, обняла его, моментально простив грубость и крики, все-все.

А через час уже стояла в кабинете начальника, предварительно позвав и главного бухгалтера, которая вообще-то была лучшей подругой, и у которой из-за Лили тоже были неприятности:

– Александр Андреевич, эти документы все время лежали у меня дома. Их Наташа в сумку положила вместе с журналами. Мне в тот день плохо было. Скорую вызвали. Наталья вещи собирала, документы между журналов не заметила. Я даже и не думала их дома искать. Вадим нашел.

Генеральный директор, молча, принял у нее документы, просмотрел, передал главбуху. Помолчал немного, затем сказал:

– В общем, за халатность вам, Лилия Игоревна, строгий выговор, – потом улыбнулся неожиданно. – Я рад, что все так разрешилось. Нажал кнопку интеркома, вызывая секретаршу.

– Наташа, зайдите ко мне...

Удивительно – находка документов заставила Лилю забыть о визите к врачу. Вспомнила об этом только вечером, дома, когда доставала из сумочки кошелек. Вадим взял справки, направления, прочел. Хмуро глянул на Лилю:

– Опять молчком? Почему сразу не сказала?

– Так ведь документы нашлись – на радостях забыла.

– Завтра позвоню отцу, он сам тебя посмотрит.

Отец Вадима работал главным врачом в частной клинике. Отношения между ними были неважные. Отец надеялся на брак Вадима с какой-то Ириной.

– Может, не стоит? Ты знаешь прекрасно, как твой папа ко мне относится.

– Не глупи, он давно уже понял, что на Ирке я не женюсь.

Действительно, в этот раз Сергей Сергеевич не задел, не обидел Лилю. Возможно, он смирился с выбором сына. Спустя две недели Лиля знала, что у нее опухоль, но доброкачественная, операбельная. А через месяц уже выписалась из больницы. На душе было светло и радостно. Перед операцией Вадим сделал ей предложение, хотя раньше о свадьбе разговор не заводили – так устраивало обоих. Теперь все изменилось, они стали ближе. Вадим был дорог, как воздух, он был ее хранителем и спасителем. Впереди целая жизнь.

Мужчина иронично смотрел на Лилю. Та плакала. Если бы она знала. Если бы она знала. Но никому не дано знать будущего. Внутри истерично билась надежда – попробуй, попроси, вдруг простит, даст второй шанс.

– Ты был прав, – робко начала она. – Во всем. Каждая жизнь бесценна. И каждый, кто раскидывается ею, преступник. И я тоже. Прости меня. Дай возможность исправить ошибку. Я так бесполезно жила. Теперь я вижу это, ты показал мне…

– Ты такая же, как все. Знаешь, сколько раз я слышал мольбы, видел слезы? А теперь ответь честно – если бы рак подтвердился, что сделала бы ты тогда, как бы поступила?

Лиля задумалась. Прожив десятки жизней, она и умирала десятки раз. И не всегда это было быстро и безболезненно. То, чего она боялась раньше, уже не страшило. С крыши прыгала совсем другая Лиля. Не покривив душой, она ответила:

– Я прожила бы остаток жизни, наслаждаясь любовью близких.

Лиля вновь поднималась по лестнице на свой этаж. Она помнила все, что случилось, до мельчайших подробностей. В душе пело от радости. Все будет хорошо. Он простил ее. Достала ключи из сумочки, потом засмеялась – там ведь не заперто. Толкнула дверь. Та не поддалась, но Лиля как-то оказалась в квартире. Первое, что бросилось в глаза – зеркало, закрытое простыней. В душе все похолодело. Шаг в комнату.

– Нет! Нет! Нет! Ты же простил меня! Лиля упала на колени – посреди комнаты, на двух табуретах стоял гроб. А в нем лежала она, Лиля. – Ты же простил меня! – закричала Лиля в отчаянье.

И услышала в ответ:

– С чего ты взяла? Ты так и не изменила своего мнения, пока я тебе не показал, что все было бы хорошо. Хотя, это неважно. Я Собиратель – собираю жизни, брошенные добровольно. Ты выбросила свою жизнь. Ты не ценила ее, а я знаю цену каждому дню. И твои непрожитые дни мне тем слаще, чем тебе горше с ними расставаться. Я проживу дольше на твою непрожитую жизнь. Твою и других дураков, что выкидывают ее. Впереди меня ждет бесконечность. Тебя тоже. Только ты будешь вечно подниматься по лестнице, радуясь, а потом плакать в ужасе у собственного гроба. А теперь прощай, у меня новый клиент.