Лариса Петровичева - Крылья ветров (сборник)

Но в тот момент никто из них этого не знал.

– Ну пускай, – вздохнул Каширин. – И кто его ищет?

Лиза требовательным жестом махнула в сторону Саши; тот извлёк из кармана знакомый листок и послушно протянул Каширину. Некоторое время изображение и информация изучались, потом Каширин произнёс:

– Впервые вижу, честно говоря.

Саша мысленно усмехнулся. Ощущение какой-то безнадёжности осторожно его царапнуло. Ему пришло в голову, что сейчас ни в коем случае нельзя опускать рук и сдаваться на милость победителя, иначе получится, что паук был прав; но Саше пришлось приложить значительное усилие, чтобы подавить наплывшую тоску. Видимо Каширин верно оценил выражение его лица, потому что устало вздохнул снова – дескать, ну что с вами поделаешь – и сказал:

– Ладно. Что-нибудь придумаем.

Если бы кто-то посмотрел на рыжеволосого крепыша в хорошем костюме и дорогих очках в тонкой оправе, который сидел за столиком небольшого, но вполне приличного кафе на окраине города, и внимательно изучал содержимое бурой бумажной папки на истрёпанных завязках, то вряд ли подумал бы, что это знаменитый Сёма Степанец, который вовремя сменил спортивные штаны и массивную «голду» на неброское одеяние менеджера среднего звена. Криминальные замашки, разумеется, никуда не делись, просто у Сёмы хватало ума не показывать их явно: имидж управленца нравился ему больше имиджа бандита, тем более что лихие девяностые были далеко, а тех, кто мог гнуть пальцы и махать пистолетом, сейчас хватало и без него. Харин, вовремя попавшийся ему на пути, доходчиво объяснил все преимущества человека разумного перед пушечным мясом; так что теперь Сёма только делегировал полномочия и не участвовал в силовых акциях лично.

Впрочем, полученное Степанцу дело предполагало именно персональное участие. Сёма поломал голову над тем, зачем Харину ни с того ни с сего понадобился какой-то паршивый студентишка, и почему его, Сёму, так настойчиво предупреждали о том, что в поимке означенного типа следует проявлять максимальную осторожность – но ничего не надумал и решил действовать сугубо по ситуации, не представляя добычу полным дурачком, но и не переоценивая её возможностей.

«Я потому и обращаюсь именно к тебе, – сказал тогда Харин, стоя у окна с неизменной сигаретой в руке и не глядя в сторону Степанца, – ты ведь ничего не боишься. Ни бога, ни чёрта, ни даже Советской власти».

«Мне что, его бояться надо?» – недоверчиво хмыкнул Степанец. Харин наконец обернулся в его сторону с однозначным выражением лица: да, надо. Хотя бы опасаться…

– Вот ещё, – пробормотал себе под нос Степанец, переворачивая очередную страничку. – Кого тут опасаться-то?

Искомый тип был явно не тем, кого стоит бояться. Николаев Александр Сергеевич, 1986 года рождения, коренной турьевец… так, что тут ещё: средняя школа номер девять с троечным аттестатом, в настоящее время студент Турьевского Государственного, пятый курс. Смотрите-ка, буквально вчера бегал в универ, переводился на заочное, интересно… Понял, что его ищут и решил не отсвечивать; шустрый парнишка-то, впрочем, долго не пробегает, нет… Степанец взял новый листок: ага, а наш студентик не такой тихий ангелочек, каким хочет казаться. Второй курс, академический отпуск – и не просто так, а по причине излечения в областной клинике трудотерапии и адаптации наркоманов. В то, что торчка со стажем можно излечить, Степанец не верил, справедливо основываясь на опыте друзей и знакомых, однако, пожалуйста, из академа Николаев вернулся здоровым и счастливым, снова начал хорошо учиться, но уже на другом факультете – сменил дизайн на социологию.

«Правильно, – подумал Степанец, – на старом-то месте, поди, несладко зажилось». Он представил, как бы вёл себя в подобной ситуации, и решил, что издевался бы над бывшим наркошей так, что мало бы не показалось.

Некоторое время Степанец перечитывал изученное, пытаясь понять, что именно его тревожит. Была будто какая-то зацепка, крючок в голове, который дрожал и дёргался, привлекая внимание: что-то с этим студентишкой было не так, но что именно? Степанец отхлебнул кофе из полупустой чашки, покосился на крутозадую официантку, которая вертелась возле бара и хохотала на всё заведение, и тут его осенило.

Троечный школьный аттестат.

Сплошные пересдачи до второго курса, до академа.

После клиники – отличник.

Скажите, пожалуйста, дорогие товарищи, бывает ли так? Весь жизненный опыт Степанца прямо-таки вопил о том, что не может случиться на свете такого перерождения. Из двоечника и торчка в молодые учёные – да Господь наш с его чудесами такого не сотворит при всём желании, ибо есть вещи заведомо невозможные. Степанец достал мобильник и набрал номер Харина.

– В общаге его нет, – сказал он, когда Харин взял трубку. – Друзей, знакомых, собутыльников, местных алкашей мы уже прошерстили, тоже глухо. В общем, мои начали методично прочёсывать город; на всякий случай пасём общагу и сокурсников, вдруг у кого объявится.

– Хорошо, – промолвил Харин, хотя хорошего, по большому счёту, было не так уж и много. – Что ещё, Сёма?

Степанец помедлил.

– Слушай… Чёрт, вот даже не знаю, как сказать… Паренёк-то наркоманом был, ты в курсе?

– Ну? – Харин был не в курсе, но информацию к сведению принял.

– Вот ты, Даниил Олегович, умный мужик. Как считаешь, может ли торчок, у которого дороги до подмышек, и колется он уже под язык, вылечиться и завязать?

Харин хмыкнул.

– Скорее всего, он может сдохнуть от передоза.

– Логично. Однако наш-то жив-здоров. Вылечился, завязал, отличником стал. За три года даже не закурил, и стакана красного не выпил, не то что колоться. Скажи мне по совести, бывает такое?

Харин помолчал.

– Всё бывает, Сёма. Ещё раз скажу: осторожней с ним. И своих по-новой предупреди.

Степанец перевернул очередную страницу.

– Смотри, что тут ещё. Как раз на втором курсе был задержан во время облавы: кладбищенский сторож дал сигнал ментам о сборе сатанистов на Всехсвятском. Из-за этого надо быть осторожней?

– Надо, Сёма, – кратко ответил Харин. – Надо. И поэтому тоже.

За сим последовал конец связи. Степанец убрал трубку в карман и допил кофе. Сатанисты, значит… Ну нет, какой из него сатанист: так, кантовался там, где тепло и есть лишний «баян»… Однако крючок в голове продолжал звенеть; Степанец вздохнул и понял, куда отправится после того, как уплатит по счёту.

Митю Ракова в своём кругу именовали двояко: по фамилии – Рак (со всеми возможными вариациями; например, поставить Рака раком: если Митя не отдавал взятого в долг и требовалось его проучить) и по поведению – Гуру-Дай: он любил проповедовать невнятные идеи, которые заканчивались всегда едино: просьбой подарить что-нибудь безвозмездно, то есть даром. Денег ему, разумеется, никто не давал, спичек и еды тоже, но Митя не падал духом и продолжал нести неведомую разуму чушь и клянчить, а то и утягивать потихоньку приглянувшуюся вещь. С виду это был подлинный философ: то есть не мыт, с жиденькой, почти бесцветной бородёнкой, и в настолько засаленной одежде, что изначального цвета и фасона не смог бы представить даже самый просвещённый разум.