На ночь глядя - Роман Шмыков
Не дали, но программу сменили, и на том спасибо.
Вчера приходила мама. Брат остался дома, сказав заранее матери, что не может видеть меня таким. А что не так? Я всего лишь похудел, даже лучше от этого выглядеть стал. Подумаешь, облысел, всего-то подгузники, но они же под халатом! Я на брата обиделся. Пусть мама так и передаст этому засранцу, что я на него в обиде. Хотя зла не держу, конечно. Увидеться бы ещё до моих похорон, а после них пусть делает что хочет.
В коридоре столпотворение. Даже за закрытой дверью слышно, как носятся туда-сюда работники больницы. В каком-то смысле даже приятно, что сюда никто не заходит каждые полчаса спросить, всё ли хорошо. Как бы сказать, кроме рака — дела у меня отлично. Только по телевизору опять надоевшие морды, но это ничего, уже привыкли, стерпим. Я уж стерплю точно. Есть у меня, скажем так, и другие заботы.
Сегодня вечером огласят новую информацию о моём недуге. Немного смешно его так называть, будто говорю о лёгком кашле или ячмене под глазом. Брату говорил — ничего такого, лишь рак задницы. Он всего один раз посмеялся, — первый, — а потом ругал меня за подобные выходки. А я и правда хотел над этим пошутить, мне больше ничего и не оставалось. Чешется только постоянно и жжётся, и в последнее время особенно сильно. Лежать спокойно и спать уже не получается. Думал, на пенсии высплюсь, а как бы не так, сударь. Не вам спокойно отдыхать, уж извольте извинить.
За дверью в палату точно кто-то стоял, отбиваясь от внимания десятков людей. Клянусь, сначала я решил, что показалось, но потом понял — нет, это вспышки фотокамер и голос, его голос. Нет, Господи, только не это! Если ты там, Боженька, и слышишь меня! Чёрт бы с этим раком, только не подселяй надменного типа со мной в одну палату! Обещаю, что прекращу сквернословить и шутить про рак задницы, но не дай совету больницы определить его на соседнюю койку!
Ответ, само собой, не прозвучал. Я глянул на пустую койку. Так бесит её прилежность. Идеально заправленное одеяло поверх идеально ровной прямоугольной подушки. Слишком яркий свет солнца ударял в слишком просторное окно. Хорошо, что я додумался попросить доктора поставить между мной и этим блядским окном перегородку. Так лучше спится и думается, будто остаёшься наедине только с собой. И раком. Раком задницы.
Снаружи всё стихло. Шаги удалились, звуки фотовспышек растаяли, и я выдохнул спокойно, положив лысую голову на подушку. Она такая мягкая, полюбилась с первого прикосновения. Хотя бы умру с ощущением комфорта, если и не во всём теле, так хотя бы в голове. Она одна здорова осталась, если так посудить. Давно ли смотрел на свои руки? Я ими почти ничего не делал уже долгое время. Кормили меня медсёстры, портки менял тоже не сам. Каналы и то переключать не доверяли. Сам могу только громко пердеть, каждый раз боясь, что придётся звать сестру, ведь подгузники снова загажены. Повезло им, что я и до болезни был не особо толстым, а теперь вообще как тростинка, и переворачивать меня проще простого.
Говорят, у него тоже рак. Забавно. Как он, интересно, отнёсся к этому диагнозу? И правда любопытно, это же ничего не меняет в его жизни, ну вот совсем. Маленький прыщик, не более, царапина на ладони, которую замечаешь только когда она начинает пощипывать, если вспотеешь. Дискомфорт? Не, даже не так — лёгкое недоразумение, как и то, что я тоже заболел одновременно с ним, если верить сводкам новостей. Знал бы брат, что он будет в этой больнице, так мигом бы примчался, забыв про меня. Я его понимаю. Но не совсем.
Я попытался перевернуться на бок, спиной к входной двери, но сил в себе не нашёл и уставился в одну точку рядом с телевизором. Там что-то поют, кривляются, скачут. Весело им, небось. Им же не вытирают чужие… ай да ладно. В палату открылась дверь, вошёл мой врач. Хотел бы я назвать его лечащим, но с моей болезнью ему не справиться, ну вот и получается, что просто врач. Он не посмотрел даже на меня, когда поздоровался с ним. Невысокий мужчина в халате проводил внутрь пациента, семенящего маленькими, но уверенными шажками к койке у окна. В его руках капельница, а на лице тупая ухмылка. И сраное родимое пятно.
* * *В детстве я думал, что это и есть Бог. Но сам он отрицал это всеми силами. Человек с родимым пятном на весь правый глаз шатался по Земному шару сотни и даже тысячи лет в бесконечном цикле перерождений, прежде чем открыл себя миру. Прежде чем поселился со мной в одной палате. Ну это после, а до этого… до этого он кем только не был. Мама с самого детства лишь о нём и говорила, ставила в пример. Я этот пример никак не мог постичь. Даже в детстве осознавал свою смертность, однажды чуть не погибнув в воронке озера, а он! Он буквально бессмертен, и каждая его попытка что-либо сделать имеет тучу шансов повторной пробы. Это нечестно, это халтурно, я считаю.
Сам он рассказал о себе многое, когда впервые поведал человечеству свою тайну. Никто не верил поначалу, само собой, но потом, ещё в позапрошлом веке, когда появился младенец в Европе, помнящий свою предыдущую жизнь, никто не остался в сомнениях. На планете существовал всё это время человек, перерождающийся из раза в раз в новом теле, но с прежней памятью! Многие религии пропали, ведь этот человек сказал, что после смерти ничего нет. Можно ли было ему верить, он же по итогу и не умирал, если так подумать? Но этот вопрос просто остался проигнорированным. Христианство ещё бултыхалось на пыльных полках библиотек, Мусульманство сохранилось каким есть, но где-то на задворках стран третьего мира. Все боготворили того, кто просил его не боготворить. Мне это с давних лет казалось смешным. Рассказал бы хоть, что видел между жизнями, а то ведь нет, молчок! Засранец…
Хотел бы я пожить до него. В смысле до того, как он открылся миру. Как люди относились к смерти? Я не знаю. Как люди вели себя, думая, что существуют Рай
