Роберт Маккаммон. Рассказы (СИ) - МакКаммон Роберт Рик
«Ваал» стал моей первой попыткой. У меня не было других «сундучных романов», которыми располагают многие писатели, так что, к добру иль к худу, но я в принципе научился писать для публики.
Начало восьмидесятых я провёл как автор романов ужасов, и большинство моих книг издавались сразу в мягкой обложке. Платили мне очень хорошо, и я был близок к тому, чтобы выдавать по книге в год. Однако в конце восьмидесятых мне захотелось большего. Я решил, что моё мастерство писателя сильно возросло, а также обзавёлся большим числом поклонников. Поэтому я захотел отойти от создания исключительно «ужастиков»: у меня имелись и другие задумки, которые я был бы не прочь опробовать. Кроме того, я мечтал увидеть свои книги изданными в твёрдом переплёте, поскольку хотел, чтобы они оставались у людей на полках и привлекали к себе больше внимания, чем среднестатистические книжки в мягкой обложке.
Однако я начал встречать сопротивление. Мне неоднократно доводилось слышать, что мои поклонники ждут от меня определённый тип книг и что это — самое главное. Я говорил, что, пожалуй, смог бы писать под псевдонимом, а мне отвечали: это не сработает, ведь в таком случае моим поклонникам «не удастся меня найти».
Дело в том, что до меня начало доходить, что в издательском мире я занимал определённое место. Этим местом были «ужасы», и мне следовало быть довольным тем, куда я попал. В то же время я вызывал негодование у заядлых любителей «хоррора», которые считали меня недостаточно кровавым или, в лучшем случае, называли подражателем Стивена Кинга. Также я служил объектом презрения для других писателей (и книготорговцев) в моём родном городе, поскольку не писал литературу американского Юга. Прошу, поймите: я не бичую жанр ужасов, ведь мне очень нравилось в нём работать, и я сохраняю за собой право вновь двинуться в этом направлении, если захочу. Я бичую саму мысль о том, что, если ты написал что-то в каком-то одном, определённом жанре, ты должен писать в нём снова и снова, пока не умрёшь или — как это видится мне — пока не сдашься и не уйдёшь.
Несколько лет назад я угодил в книгу, посвящённую писателям Южных штатов. Глава, в которой речь шла обо мне, называлась «Разочарование».
Теперь перейдём к «Бегу на юг».
Но сперва я бы хотел вложить в ваши разум и воображение миф о Сизифе — человеке, который по воле богов был вынужден толкать огромный камень вверх по крутому склону, но никогда не мог добраться вершины: камень вырывался у него из рук и скатывался обратно к подножию, где Сизифу приходилось начинать всё сначала. Раз за разом, раз за разом. Вечно.
Многое уже было сказано о моём самоустранении примерно на десяток лет от всяческих публикаций. Я пытался шагнуть за рамки «хоррора». Сначала с «Голосом ночной птицы», затем с романом о Второй мировой под названием «Деревня». Последний не приняло ни одно издательство. Лишь благодаря огромной удаче и счастливому стечению обстоятельств «Голос ночной птицы» был опубликован алабамским издательством — и со временем мне удалось отыскать обратную дорогу к ярким огням Нью-Йорка.
Иногда меня посещает чувство (и это в моей карьере самое странное), что всё было бы в полном порядке, если бы я вернулся к написанию книг уровня «Ваала» и если бы в какой-нибудь безумной раздробленной вселенной я смог бы обрести счастье, не желая расти, или меняться, или пробовать делать что-то, чего ещё не делал раньше. Для писателя, как и для любого другого деятеля искусства, не заниматься чем-то, что сопряжено с риском, это путь к медленной смерти. Вот оно, классическое противостояние бизнеса и творчества: один стремится минимизировать риски, другое — упивается ими. Это было верно на протяжении всей истории человечества и особенно верно в наши дни, в эпоху корпоративных слияний, падающих акций и развлечений на любой вкус. Развлечений, что легко доступны людям, предпочитающим не тратить время и силы на чтение либо взирающим на книгу, как на рутину, а не как на дверь.
Сизиф. Огромный камень. Раз за разом, раз за разом.
«Бег на юг» — это крик. Книга начинается в огне и опустошении и повествует о нелёгкой доле ветерана Вьетнама по имени Дэн Ламберт, чьё невезение принимает прямо-таки трагический оборот, когда он ввязывается в драку с управляющим кредитного банка, после чего раздаётся пистолетный выстрел, и Ламберт оказывается в бегах, а за его голову назначена награда. По его следу идут двое охотников за головами. Один из них — закалённый ветеран с тремя руками, второй — чокнутый подражатель Элвиса Пресли.
Да, в книге есть место смешному. Иногда приходится смеяться, хотя не можешь прекратить кричать.
Понимаете, для меня это кое-что значит.
Я пишу и всегда писал не только ради денег. По-другому я не умею. Один мой агент как-то бросил на меня полный ярости взгляд и сказал: «Рик, просто делай чёртову работу!» Но я не могу работать, если не верю в то, что делаю.
Так и есть, богом клянусь. Потому что я рождён для этого. В этом мире меня волнует лишь две вещи: моя семья и моё творчество. Я был рождён для этого, и хотя мне, скорее всего, пришлось откатиться на добрых десять лет назад, чтобы сообразить, как именно я должен поступить, чтобы продолжать заниматься писательством, я всё ещё здесь.
Продолжаю толкать камень наверх. Раз за разом, раз за разом.
«Бег на юг» — это путешествие из Ада обратно в Эдемский сад. Путешествие к новому началу.
К обновлению.
Однажды я сказал об этом на собрании руководителей издательств. И получил в ответ лишь пустые взгляды.
Но даже если никто не понимает, чего я пытаюсь добиться, или никому просто нет до этого дела, для меня это всё равно кое-что значит.
Это значит нравственную чистоту и надежду. Напряжённую борьбу — когда кажется, что не сделаешь больше ни шагу. Оскал разбитых в кровь губ — когда усмехаешься в рожу долбаным неудачам. Пламя свечи, зажжённой вопреки мраку. Стойкость под напором завывающих ветров — такую крепкую, какая только даётся человеку. Погружение вглубь себя с целью выяснить, что заставляет твои часики тикать, и каков предел твоих душевных мук, и как долго ты выдержишь без сна.
Всё это — чтобы создать мир и людей, которых не существовало до того, как я подарил им жизнь и цель. Всё это — чтобы своим собственным голосом рассказывать о мире, в котором мы живём, и людях, которыми мы являемся. И я надеюсь, вы примете тот факт, что мой голос может звучать тихо на фоне голосов моих персонажей. Но я ни в коем случае не умолчу о вещах, которые считаю важными, особенными и ценными.
Для меня это кое-что значит. Значит почти всё.
Значит достаточно, чтобы я продолжал толкать этот камень, снова и снова, в надежде, что на этот раз — на этот самый раз — я доберусь до вершины.
Или не доберусь.
Но такой уж я человек, и в этом состоит моя работа. Иногда я не пожелал бы подобной участи даже злейшему врагу… Но что поделать? Хорошее идёт рука об руку с плохим.
Когда вместе с Дэном Ламбертом вы будете пробираться через болота Луизианы, а по пятам за вами будут идти охотники за головами, и жизнь ваша будет лежать в руинах, без друзей, которых можно позвать на помощь, и идти вам будет некуда, кроме как в кромешную тьму, что распростерлась впереди, — не бойтесь.
Я уже побывал там.
И вышел оттуда без потерь.
Перевод: Е. Лебедев
О романе «Час волка»
Я приступал к написанию «Часа волка» с мыслью, что хочу создать историю про оборотня, непохожую на другие и приправленную щепоткой романтики и героизма. Я хотел, чтобы мой оборотень был человеком, которому зачастую доставляет удовольствие превращаться в существо, бегающее на четырёх лапах и обладающее тонким обонянием и острым зрением. Временами Майкл Галлатин предпочитал быть волком, а не человеком.
Также мне хотелось отбросить некоторые условности баек про оборотней. Я не видел никакой необходимости в том, чтобы оборотни в своём перевоплощении были ограничены полной луной, как и в том, что это непременно должно происходить по ночам. Я хотел создать существ, которые, не желая мириться с обстоятельствами, всеми силами пытаются взять своё состояние под контроль. Это не значит, что у оборотня лёгкая жизнь — как сказал один из героев романа: «Оборотни никогда не умирают от старости».
