Стивен Кинг - Чёрный дом

Сейчас они доставляют больше удовольствия, чем получают, и даже Джек не может объяснить, почему так происходит.

Существа, окружившие его, — не осы, колибри или кошки, это пчелы, домашние пчелы, и в обычной ситуации Джек испугался бы, попав в пчелиный рой. Особенно в рой столь больших пчел, суперпчел, таких видеть ему еще не доводилось, ярко-золотых, ярко-черных. Однако Джек не чувствует страха. Если б они хотели ужалить его, то давно бы ужалили. С самого начала он понимает, что они не причинят ему вреда. Многочисленные касания их тел на удивление нежные и мягкие, жужжание низкое и гармоничное, мирное, как протестантский псалом. И после первых нескольких секунд удивления Джек просто им не мешает.

Пчелы поджимаются все ближе, их низкое жужжание пульсирует в ушах. Оно напоминает речь, песню. На мгновение он видит золотисто-черный кокон, который сплели вокруг него пчелы. А потом они садятся на его тело, лицо. Покрывают голову, как шлемом. Одеялом ложатся на руки, грудь, спину, ноги. Туфли полностью скрываются под ними. Несмотря на то что несть им числа, они практически невесомы. Ощущение такое, что открытые части тела — кисти рук, шею — укутали кашемиром.

Плотный, легкий как перышко, пчелиный костюм переливается черным и золотым на Джеке Сойере. Он поднимает руки, и пчелы двигаются синхронно с ними.

Джек видел фотографии пчеловодов, облепленных пчелами, но это не фотография и он — не пчеловод. Его изумление, более того, искренняя радость, которую он находит в происходящем, потрясает. Пока пчелы облепляют его, он не помнит ни об ужасной смерти Мышонка, ни о смертельно опасной экспедиции, намеченной на следующий день. Кого он не забывает, так это Софи, и ему хочется, чтобы Нюхач и Док вышли из дома и увидели, что делается. Но особенно он жалеет о том, что этого не видит Софи. Хотя возможно, благодаря милосердию д'ямбы, видит. Кто-то успокаивает Джека, кто-то желает ему добра.

Любящее, невидимое Присутствие предлагает ему поддержку.

Эта поддержка ощущается как благословение. Упакованный в светящийся желто-черный пчелиный костюм, Джек чувствует, что полетел бы, если б потянулся к небу. Пчелы понесли бы его над лесами. Понесли бы его над холмами. Как крылатые люди в Долинах, которые служили Софи, он бы обрел способность летать. Только вместо двух крыльев, его удерживали бы в воздухе многие тысячи пчелиных крылышек.

В нашем мире, думает Джек, пчелы возвращаются в улей к наступлению темноты. Будто вспомнив о привычном распорядке дня, пчелы снимаются с головы Джека, с его спины, живота, шеи, рук и ног, не вместе, как ковер, а по одной, группами в пять-шесть. Поднимаются чуть выше, образуют рой, летят на восток, над домами, стоящими на дальней от реки стороне Нейлхаузроуд, и все до одной растворяются в темноте. А об их жужжании Джек вспоминает, лишь когда оно исчезает.

В те несколько секунд, пока он стоит, прежде чем продолжить путь к пикапу, у него создается ощущение, что кто-то наблюдает за ним. И даже… что? Ответ приходит в голову, когда он поворачивает ключе замке зажигания «доджа»: его обнимали.

Джек и представить себе не может ни сколь важным для него будет тепло этого объятия, ни как его обнимут вновь, уже этой ночью.

Прежде всего он совершенно выдохся. Провел день, которому сам Бог велел закончиться чем-то сюрреалистичным, вроде объятия роя пчел: Софи, Уэнделл Грин, Джуди Маршалл, Паркус… этот катаклизм… необычная страшная смерть Мышонка Бауманна, все это вымотало его донельзя. Тело требует отдыха. Когда он выезжает из Френч-Лэндинга и дома уступают место полям и рощам, его так и подмывает свернуть на обочину и полчасика поспать. Сгущающаяся темнота обещает полноценный, несущий отдых сон, это его смущает: он может проспать в кабине пикапа всю ночь, а потом чувствовать ломоту в теле и суставах весь день, тот самый день, который ему надлежит встретить во всеоружии.

Сейчас он далек от лучшей формы, сейчас длинную дистанцию ему не пробежать. Сейчас им движет исключительно сила воли, но он думает, что все же сможет добраться до дома Генри Лайдена, не заснув. Может, Генри ударил по рукам с парнем с ESPN, может, Генри выйдет на более высокий уровень и будет зарабатывать больше денег. В принципе Генри и так зарабатывает достаточно, жизнь у него налажена прекрасно, но Джеку нравится сама мысль, что у его друга вдруг прибавится денег.

Генри сможет просто сорить деньгами, а Джеку почему-то хочется это увидеть. Какую дивную одежду сможет позволить себе Генри! Джек представляет себе, как едет с ним в Нью-Йорк, как они останавливаются в хорошем отеле, вроде «Карлайта» или «Сент-Реджиса», как посещают полдюжины лучших магазинов мужской одежды, где он, Джек, помогает Генри выбрать все то, что ему хочется.

И как здорово новая одежда будет смотреться на Генри! Так уж получается, что все, что он надевает, выглядит куда лучше, чем на манекенах в магазине. У Генри безупречный вкус. Конечно, он отдает предпочтение классическому, несколько старомодному стилю. Узкой полоске, широкой клетке, «елочке».

Ему нравится хлопок, лен, шерсть. Иногда он носит галстук-бабочку, эскот, маленькие носовые платки порой выглядывают из нагрудного кармана его пиджака. Из обуви выбирает туфли из мягкой, добротной кожи. Кроссовки и джинсы — не для него, и Джек никогда не видел на нем футболки с надписью. Любопытно, откуда у слепого столь безупречный вкус?

«О, — доходит до Джека, — все дело в его матери. Конечно же. Он унаследовал безупречный вкус от матери».

По какой-то причине от этого умозаключения на глаза наворачиваются слезы. «Я становлюсь излишне эмоциональным, когда устаю, — говорит он себе. — Поберегись, а не то эмоции захлестнут тебя с головой». Но определиться с проблемой и разрешить ее — большая разница, и он не может последовать собственному совету. Итак, Генри Лайден в выборе одежды всегда следовал вкусу матери. Как это прекрасно и трогательно. Эта разновидность верности восхищала Джека больше всего: верность, о которой не говорят вслух. Генри, возможно, многое позаимствовал у матери: остроумие, любовь к музыке, уравновешенность, полное отсутствие жалости к себе. Уравновешенность и отсутствие жалости к себе — отличная комбинация, думает Джек, указывающая на храбрость.

И Генри действительно храбр, напоминает себе Джек. Более того, бесстрашен. Странно слушать, когда он говорит о том, что может водить автомобиль, но Джек не сомневается, что его друг, если б ему позволили, уселся за руль ближайшего «крайслера», завел двигатель и выехал на хайвей. Причем не прыгал бы от восторга и не старался показать всем и вся, какой он молодец, такое Генри просто претило. А спокойно смотрел бы в ветровое стекло и говорил: «Похоже, в этом году кукуруза сильно вымахала» или «Я рад, что Дуэн наконец-то покрасил свой дом». И кукуруза действительно стояла бы высокая, и Дуэн действительно покрасил бы свой дом, только источником информации для Генри служили бы не глаза.