Ньевес Эрреро - Чужая жизнь

Лео, который сидел перед ним, подбодрил друга:

— У тебя все в порядке. Это в твоей голове творится что-то неладное. Напоминаю тебе, что болен Лукас. Лукас, а не ты!

Джимми попросил разрешения выйти и подышать свежим воздухом. Дон Густаво позволил ему это сделать, видя, что ученик и правда не в себе. Сильвия вызвалась сопровождать его.

— Спокойно. Дыши глубже, — сказала она. — Постепенно тебе станет лучше.

Юноша последовал ее советам, и вскоре его лицо приобрело свой обычный цвет.

— Знаю, что буду плохо чувствовать себя до тех пор, пока не вернется Лукас, — пробормотал Джимми и опустил голову. — Думаю, что мне стало бы лучше, если бы я мог поговорить с ним.

— Если хочешь, после занятий пойдем в больницу.

Это предложение Сильвии воодушевило ипохондрика Джимми. Они вернулись в аудиторию. Казалось, что Джимми полностью пришел в себя.

У дверей больницы собралось еще больше представителей средств массовой информации, чем накануне. Рафаэль Фаило, обратившись к присутствующим, зачитал заявление для прессы, подготовленное медицинским персоналом, проводившим операцию по пересадке сердца.

— «Пациент Лукас Мильян после произведенной вчера операции по пересадке сердца успешно идет на поправку. Он находится в сознании и уже знает о перенесенной им операции. Через двадцать четыре часа пациента переведут в особый зал, в котором находятся на восстановлении те, кто перенес операции по трансплантации органов, где он и пробудет до перемещения в обычную палату». Следующее сообщение для прессы мы сделаем завтра утром. Большое спасибо.

— Доктор! — обратился к нему иностранный журналист Брэд. — Не могли бы мы узнать, откуда поступило сердце для пересадки?

— Вам должно быть известно, что пересадка органов осуществляется анонимно, но скажу, что в этом случае получение разрешения на изъятие донорского органа оказалось очень сложным делом, потому что в качестве донора выступал турист, находившийся с визитом в соседней Португалии.

У Брэда упала шариковая ручка. Подобрав ее, он снова спросил:

— Excuse me, простите, можно ли узнать национальность донора?

— К сожалению, нет. Благородство стоит выше национальности. В данном случае сложность пересадки заключалась в группе крови. У Лукаса Мильяна В положительный. Найти в этой ситуации подходящий орган в столь короткое время — поистине рекорд. Совпало множество обстоятельств, чтобы показанная ему операция оказалась возможной и прошла успешно.

Североамериканский журналист снова выронил шариковую ручку. Он, похоже, очень нервничал. Остальные журналисты с любопытством смотрели на своего американского коллегу.

Когда директор закончил выступление, Брэд направился к нему. На этот раз журналист находился в одиночестве. Пресс-конференция была окончена.

— Скажите, пожалуйста, можно ли будет взять интервью у пациента, когда его переведут из отделения интенсивной терапии? — напрямую спросил корреспондент.

— Вас особенно заинтересовал этот случай, не так ли?

— Yes, то есть да. Это моя первая работа за пределами родной страны.

— А откуда вы?

— Я из Монтаны, Соединенные Штаты Америки.

— И что вы делаете так далеко от своей страны?

— О… это долгий разговор. Возможно, как-нибудь в другой раз.

— Хорошо, хорошо. Говорить об интервью пока еще преждевременно. Когда пациента переведут в обычную палату, его можно будет навещать. Напомните мне о нашем разговоре!

— ОК. Thanks…

Никто не знал, откуда взялся двадцать четыре часа назад этот иностранный журналист, следивший за информацией так, будто бы дело шло о его жизни. Он сразу же отделился от группы коллег. Каждый из присутствовавших в больнице корреспондентов направился в свое издание. Остались только репортеры агентств и, конечно же, Брэд, который отдавал этой истории все свое время.

В отделении интенсивной терапии время текло гораздо медленнее, чем за ее пределами. Лукас дремал. Ему было нечего делать, кроме как размышлять о том, что с ним произошло. Раньше молодой человек никогда не задумывался о смерти. Ему впервые пришлось пережить отсрочку. Сердце Лукаса осталось на той улице, недалеко от его дома. Какой станет теперь его жизнь? Юноше не хватало смелости спросить, он предпочитал ничего больше не знать. Он вспоминал своих друзей, институт, все то, что составляло его жизнь до этого рокового момента. А что же теперь? Глаза Лукаса были закрыты, но в голове юноши раз за разом возникал один и тот же тревожный вопрос. Он отдыхал только тогда, когда в его воображении появлялся мускулистый и вспотевший от бега белый конь. Он, как и раньше, несся галопом, наслаждаясь своей свободой. Никогда прежде Лукас не думал о лошадях. Его страстью были мотоциклы, которые чем-то напоминали лошадей, а сейчас… образ коня снова и снова приходил ему в голову.

— О чем ты думаешь, сынок? — прервав мысли Лукаса, спросила Пилар.

— Обо всем и ни о чем. Как ты считаешь, я смогу жить нормальной жизнью или буду приговорен пожизненно на пребывание в больнице?

— Нет, сын, нет. Прежде всего, не будь пессимистом. — Пилар начала гладить его по голове, дотрагиваться руками до лица юноши, как делала, когда он был маленьким.

Лукас вдруг так остро ощутил ее ласку, что с изумлением посмотрел на мать.

— Что происходит? Тебе неприятно? — спросила она, удивленно взглянув на сына.

— Не знаю, как объяснить… Я заметил, что после операции чувствую каждое прикосновение к моей коже гораздо сильнее, чем прежде. Это странное впечатление… — Лукас задумался. Он действительно испытывал неизвестные ранее ощущения.

— Не беспокойся. Тебе сделали очень сложную операцию и сейчас дают сильные лекарства. Это обычно в таких случаях, — сказала Пилар, перестав его гладить. Было ясно, что сыну неприятны ее прикосновения.

В течение нескольких секунд в голове Лукаса была пустота, но вскоре он услышал звук шагов, который казался знакомым. Он сконцентрировался и ясно различил шаги отца и брата. Лукас чувствовал, что они где-то рядом. Однако в отделении интенсивной терапии находились только две медсестры, больной, лежавший напротив него, и мать юноши. Юноша посмотрел в сторону двери…

— Мама, папа и Луис за дверью?

— Не думаю, я оставила их в зале ожидания, — ответила женщина.

— Я слышал их шаги и знаю, что они за дверью.

Мать с удивлением посмотрела на него. Казалось невероятным, что он мог что-то услышать. Работающая аппаратура отделения интенсивной терапии создавала достаточно шума, что делало невозможным различить какие-то звуки, доносившиеся из-за дверей. Она подумала о том, что с сыном происходит что-то странное. Несчастный случай и последующая операция явно были тому виной.