Ньевес Эрреро - Чужая жизнь

— Твоя мать, — сказал врач, — может оставаться с тобой в течение примерно двух недель. Но тогда все это время ей придется находиться в этой палате. Мы не вправе позволить тебе подцепить какой-нибудь вирус, понимаешь? Все последующие дни мы будем ухаживать за тобой, а ты должен думать только о своем выздоровлении.

— Мо-е серд-це?

— Твое сердце — это то, что бьется в твоей груди. Советую не думать об этом. Очень скоро ты вернешься к нормальной жизни, вот увидишь! Ты очень сильный молодой человек. Постарайся хорошенько осознать все это и, начиная с данного момента, — борись! Если у тебя начнется депрессия или ты сдашься, возникнут проблемы. Жизнь создана для отважных людей. Думай о том, что это лишь задержка в пути, однако твоя жизнь продолжается.

Лукас внимательно слушал этого седого врача с бородкой, у которого был очень звонкий смех, пробуждавший желание жить. Что ж, он готов собраться с силами, чтобы выкарабкаться из сложившейся ситуации, и думать только об одном: как можно быстрее поправиться.

4

Обучаясь жить

В то время как монитор компьютера передавал усиленные звуки его сердцебиения: бип, бип, бип, — мысли Лукаса были далеки от стерильного и серого отделения интенсивной терапии. Он отключился от всего, что происходило вокруг. Юноша перестал слышать врача, свою мать… Он закрыл глаза и увидел сон, который казался очень реальным. Он видел белого коня, бежавшего рысью по бескрайним зеленым лугам, не имевшим ни оград, ни границ. Это был дикий конь с развевающейся на ветру гривой. Крепкий и энергичный, он наслаждался свободой, резвясь на фоне необыкновенного пейзажа. Вдали, на горных вершинах, виднелись остатки уже растаявшего снега, которые контрастировали с небом цвета яркого индиго. Наконец конь остановил свой сумасшедший бег у прозрачной реки с холодной водой и, наклонив голову, начал пить, перебирая при этом передними ногами. Лукас почувствовал безмерное умиротворение и удовольствие. Как хочется ступить на эту траву и ощутить прикосновение холодной воды к босым ступням!

Это был самый красивый конь в мире. Мускулистый, крепкий, своевольный. Он скакал так быстро, что другие кони, бегавшие поблизости, не могли догнать его. Если какое-то животное двигалось ему навстречу, он разворачивался и мчался в противоположном направлении, будто бы спасаясь от какой-то опасности. Лукас слышал, как шелестит трава под копытами коня, слышал его прерывистое дыхание. Он даже чувствовал пот на мускулистой спине животного. Конь без устали бежал, скакал галопом, совершал прыжки… Трава, прозрачная вода, солнце наполняли собой быстрый бег белого коня, грива которого развевалась на ветру. Боже, какая красота!

Вдруг острая и сильная боль в руке одним махом стерла видение и снова перенесла Лукаса в отделение интенсивной терапии. Он открыл глаза и встретился взглядом с зелеными глазами Орианы, которые неотрывно смотрели на него. Он спросил себя, что это за медсестра, которая прокалывает вену на его левой руке иглой, значительно большей, чем те, которые обычно используют. Боль была очень сильной и острой. Юноша попытался отодвинуть руку.

— Нет, Лукас. Потерпи, это займет всего несколько секунд. Знаю, что это очень неприятно, но тебе будет удобнее: ты сможешь свободно двигать правой рукой, освобожденной от такого количества проводов.

Молодой человек смотрел на медсестру, не произнося ни слова.

— Сын! Эту красивую медсестру зовут Ориана. Она очень нам помогает. Все это время она заботилась о тебе и о нас.

Лукас продолжал разглядывать Ориану. Она покраснела, ее зрачки расширились так, что глаза почти потеряли свой зеленый цвет.

— Это моя работа, — поспешила ответить медсестра и добавила: — У меня никогда не было случая, подобного этому. — Затем она обратилась к Лукасу: — Очень хочу, чтобы тебя перевели на этаж, тогда ты будешь видеть меня часто.

— Вот именно! Здесь тебе нечего делать, Ориана, — прозвучал энергичный голос Марии, координатора по трансплантологии. — Ты не выполняешь своей работы. Я давно уже тебя ищу. Больные нуждаются в помощи!

Ориана глубоко вдохнула и выдохнула. Она не выносила, когда Мария повышала голос. Прошло несколько секунд, прежде чем девушка попыталась оправдаться:

— Я задержалась, потому что меняла трубки на его руке. Я все успею… Это моя начальница! — Последнюю фразу она произнесла доверительным тоном, в то время как подсоединяла сыворотку крови к трубочке с иглой, которую только что ввела Лукасу. — Ну вот, теперь все. Надеюсь, что так тебе будет удобнее. Скоро приду тебя навестить. Оставляю тебя в хороших руках, — добавила Ориана, глядя на Пилар.

Медсестра ушла с Марией, которая продолжала отчитывать девушку за то, что та была здесь, оставив своих пациентов без внимания.

— Бедная девочка! Она еще получила выговор за то, что занималась нами. Ее начальница — истинный сухарь, хотя она и кажется очень решительной и работоспособной. Она сумела найти подходящее сердце в рекордно короткий срок. Ну что ж, как есть, так есть. В жизни не встречала человека с таким сильным характером. Ну, сынок, как ты? — Она ласково посмотрела на Лукаса, но он не ответил, а лишь пожал плечами. — Теперь ты должен бороться, чтобы преодолеть это.

— Что произошло? — спросил Лукас, уже не запинаясь.

— Навстречу тебе выскочил грузовик. Просто чудо, что ты остался жив! Руль твоего мотоцикла врезался тебе в грудь. Такое несчастье! Ты ничего не помнишь?

— Нет! — ответил он, подумав перед этим несколько секунд. — Ничего не помню.

— Ну ладно, не беспокойся. Неудивительно, что после такого сильного удара в твоей памяти стерся этот момент.

— У меня болит все тело…

— Естественно. После всего, что ты перенес… Ты бы видел, какое у тебя лицо, ухо… и синяки… И это не считая операции. Ты видел шрам?

— Да, — ответил сын, хотя казалось, что он уже не участвует в разговоре. Лукас не проявлял большого интереса к деталям операции.

Не очень далеко отсюда, всего на расстоянии двух улиц от больницы, находился Институт Лас-Лунас. В этот момент студенты отделения бакалавров собирались на занятия. Разделившись на группы, молодые люди обсуждали то, что произошло с их товарищем.

Хосе Мигель, самый конфликтный из студентов, был лидером одной из таких групп. Он говорил громко, чтобы было хорошо слышно всем:

— Он уже никогда не будет таким, как раньше! Если ему и удастся выбраться из этой передряги, он на всю жизнь останется калекой. Не думаю, что он сможет вернуться к учебе. Ему придется сидеть дома. Ну что ж, мы не так много потеряли… Разрази меня гром! Мне нисколько не жаль. Для каждой свиньи найдется свой Сан-Мартин[8].