Елена Ткач - Седьмой ключ

— He-а. Мы тут еще поболтаем. А вернешься — мы чаю… Ага?

— Ты же записку оставила — Ветку хотела проведать.

— Ах, да… Но это попозже — к вечеру. Пусть жара немного спадет… — она явно не хотела прерывать разговор с соседом.

— Ну ладно. К вечеру так к вечеру. — И, постояв, словно бы в нерешительности, Сергей отнес в дом ведро и быстрым шагом направился к пруду, крепко сжимая в кармане найденный ключ. Как гончая, взявшая след, он устремился к цели — внезапное озарение, словно вспышкой прожгло сознание — он понял, где кроется ключ к разгадке. Найденный ключ — находка, к которой подтолкнуло чутье художника, разговор с молочницей о трагедии, приключившейся с ее дочерью, разговор с Верой… Они с Машей накануне навестили их с Веткой в отшельнической глуши, и Вера взволнованно говорила, что дом на том берегу пруда недобрый, пугающий, она там почувствовала какую-то неосознанную тревогу, а седьмой ключ из связки, который они потеряли — по всей видимости ключ от этого самого дома… Все это, слившись в одно, полыхнуло в сознании Сережи, и он, словно в угаре, движимый невесть откуда взявшейся силой, — казалось, сможет горы перевернуть! — бросился чуть не бегом к тому дому.

В сознании мелькнуло: «Надо бы прежде к Вере забежать, ей рассказать: разгадка того неизведанного, с чем мы тут повстречались, в доме на берегу. Здесь рядом с нами есть нечто странное, мы это чувствуем, ощущаем, кажется, — протяни руку — и коснешься… но что это, мы не знаем. Это загадка местности, и быть может, мы совсем не случайно оказались здесь. Мы должны ее разгадать. — Вот единственное, что я пока понимаю. Но, кажется, жизнь обретает смысл!»

Какая-то лихорадочность, вихрем взметнувшаяся в душе, толкала его вперед, и желание поделиться с Верой угасло. Сергей боялся растерять всю свою решимость — накал чувств, который гнал его к неизвестной цели.

Глава 9

Дом на другом берегу

Вот он — дом на берегу. Каким невидным, невзрачным казался он с верхней веранды Вериного дома, где не раз сиживали они в последние дни, болтая о том о сем и поглядывая на застывшую, зацветшую от жары воду пруда… И каким значительным, даже пугающим показался вблизи этот старый угрюмый дом. Он словно предостерегал. Но от чего? Сергей сам себе удивлялся — он так торопился сюда и вот… этот невольный страх. Дом, казалось, и в самом деле остерегал — самой своей отгороженностью от мира, формой, непохожей ни на что окружающее, мрачной загадочностью. Что помогало дому, оставаясь в запустении, при этом не разрушаться? Пустовать, но не казаться пустым… Само пространство вокруг показалось Сереже безжизненным, онемевшим, и от этого стало не по себе. Интуиция словно подсказывала ему: дом опасен, сюда хода нет.

Но в чем загадка? И почему руки вдруг повлажнели? Отчего он так разволновался? Ну, стоит один перед заколоченным домом, так что? Мало ли на свете разных домов — Сережа и помрачней видал… Но тут даже не в мрачности дело. Тут душа противилась… чему-то или кому-то. И вот эта неясность и зацепила больше всего Сергея: он да будет слушаться каких-то интуитивных сигналов! Раз он, Сергей Алексеевич Крымов, решил испробовать ключ и проникнуть в дом, значит именно так и поступит!

Покуда Сергей пытался разобраться в своих ощущениях, он, не зная того, повторял Верин путь, обходя вокруг дома. Настороженно озираясь по сторонам, он заметил, что одно из цветных стекол верхнего мозаичного окна несколько приоткрыто — то ли неплотно пригнано, то ли так устроено, что может открываться наподобие форточки.

Решившись, Сергей поднялся по каменным ступеням крыльца, сильно вросшего в землю, но все еще крепкого, вставил ключ в отверстие замка, покрытого слоем грязи и бахромой иссохших лиственничных иголок… Ключ вошел на удивленье легко. Сергей повернул — раз, другой — и замок щелкнул. Он навалился плечом — дверь подалась. Она тоже, видно, сильно осела и перекосилась, и потому пришлось приложить немало усилий, прежде чем дверь приоткрылась и впустила его.

Да, здесь явно давным-давно никто не бывал: повсюду пыль, паутина, затхлый запах сырости, спертый воздух… Сережа застыл в полумраке, ослепший после яркого солнца. Свет, падавший в проем приоткрытой двери, почти не освещал помещения, и в узкой его полосе, разрубавшей пространство, бесновалась взмятенная пыль.

Скоро глаза немного привыкли, и Сергей смог хоть сколько-то осмотреться. Мебели тут было немного: громоздкие кресла с широкими полукруглыми спинками и свисавшей кусками ветхой обивкой, слева в углу — камин с металлической потускневшей решеткой, близ камина — провал в стене, уходящий во тьму — там, по-видимому, находилась лестница, ведущая наверх, в башню.

Сережа медленно двигался вдоль стен комнаты, осваиваясь в полумраке.

— Это просто немыслимо, — выдохнул он полушепотом во влажную темноту, — в этой лесной глуши… Сколько же здесь книг!

Книги! От пола до потолка — стеллажи, стеллажи, стеллажи… Даже на первый взгляд было ясно, что собраны здесь издания редкие, может быть, уникальные — раритеты, которые могли бы украсить собрание любой библиотеки. Тяжкие царственные фолианты в тисненых кожаных переплетах — сколько же им лет? Сто? Двести? Судя по старославянскому шрифту, — Сережа снял с полки один из тяжелых томов наугад, — это может быть и конец XVI века, и XVII век…

У него дух захватывало… К хорошей книге он с детства испытывал чувство, схожее с благоговением. У отца было несколько старых книг, доставшихся еще от прадеда, и мальчишкой Сережа мог часами просиживать на полу, разложив перед собой на ковре огромные тома и рассматривая гравюры, затейливые буквицы и виньетки, изображавшие странных существ, животных и птиц.

А тут… да, было чему подивиться! Откуда здесь столь бесценные книги, кто собрал эту библиотеку, и кто позволил похоронить ее в безвестности, сырости и пыли… Тишина и высверки летучей танцующей пыли в луче света были ему ответом…

Сережа смотрел и не мог насмотреться. Здесь были цветные ровные переплеты собраний сочинений, рядами выстроившиеся вдоль стен, — писатели и поэты XIX века. А вот и начало XX века: поэзия, символизм, издательства «Скорпион», «Гиперборей», «Алконост», полные подшивки, редчайшие ныне, журналов «Весы», «Аполлон», «Золотое руно»… Сережа всем этим безумно увлекался когда-то в институтские годы. С тех пор нет-нет, да и вспыхивали в нем любимые строчки, и их живое тепло озаряло привычную череду дней, похожих один на другой как две капли воды: дом — работа, работа — дом…

Сережа стоял среди этих чудесных книг как очарованный, ему хотелось взять в руки и полистать ту и эту — книги ничего не таили — они были рядом, всегда готовые отдавать… Их сила, квинтэссенция миллиардов прожитых жизней, передуманных мыслей, останется живою навеки, потому что она хранима вот этими строгими переплетами, вот этими четкими линиями строк, которые не позволят слову развеяться в прах… И энергия, заключенная в этих книгах, была так велика, а радость, что в любой момент можно к ним прикоснуться так вскружила Сергею голову, что он, стоя посреди этой странной библиотеки, вдруг рассмеялся вслух, спрятав лицо в ладонях.