Антон Ульрих - Инквизитор. Акт веры

Вдруг где-то над головой в ночной тишине раздался душераздирающий крик, понятный на всех языках:

– Пираты!

Пираты, проваливаясь в туман, подумал юный маркиз, как кстати.

По палубе затопали взад и вперед люди, а невдалеке внезапно появился небольшой боевой корабль. На корабле не было никаких флагов и других опознавательных знаков. Он быстро приближался к доверху нагруженному торговому паруснику Мустафы. Сам хозяин, его капитан и команда со страхом ожидали, когда начнется бой. Все знали, что пираты не знают пощады к торговцам.

Дон Хуан уже потерял сознание, когда корабль Мустафы был взят на абордаж пиратами. Битва была короткой, но чрезвычайно кровавой. Пираты, оказавшиеся исключительно испанцами, с удовольствием вырезали почти всю команду и всех рабов, оставив в живых только хозяина. Один из пиратов, спустившись в трюм, громко закричал, призывая остальных:

– Эй! Все сюда!

Когда горстка отъявленных оборванцев, гордо называвших себя корсарами, спустилась в трюм, их взору предстало ужасающее зрелище. Юноша-раб, чьи ноги сковывали кандалы, безжизненно висел на канате, который обматывал его шею. Чтобы не освободиться самому, юноша также обмотал и кисти рук, висящие на том же самом канате.

– Смотрите, он еще жив! – вскричал пират, тот самый, что первым спустился в трюм.

– Освободите же его! – грозно приказал капитан и предводитель пиратов.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Многочисленные быки с красными от удушья глазами молча склонились над распростертым на мокрой палубе доном Хуаном. Они стояли и смотрели, как он медленно приходит в себя. Наконец один из быков, самый черный и самый крупный, громким, словно раскаты грома в Пиренеях, голосом воскликнул:

– Тысяча чертей! Никогда прежде мне не доводилось видеть ничего подобного! Эй, вы там, тащите сюда этого поганого мавра. Пусть объяснит, что за чудеса творились у него на корабле.

Остальные быки замычали.

Вскоре в просвете, все более усиливающемся в сознании юноши, показался испуганный пушистый баран. Баран хлопал себя по толстым ляжкам длинными вислыми ушами, морщил носик, а быки грозно мычали ему в лицо.

– Ну, нехристь, – произнес главный бык. – Кто этот человек, который был негром, покуда мы его не обмыли в море? Кто этот силач, что сам себя вешал, завязав себе же руки, с колодкой на ногах? Клянусь своим попугаем, я б так не смог!

Один из рядом стоящих быков пребольно толкнул испуганного барана в спину и промычал:

– До чего довести парня, что он сам себя вешает! Чего у тебя на корабле творилось, а?

– Это не мой человек, – проблеял баран, чьи проступающие все четче и четче черты стали смутно напоминать Хуану кого-то. – Это попросил один мой знакомый. О, драгоценнейшие корсары, гроза испанских морей, пожалейте бедного Мустафу. Разве вы не видите, что я разорен!

– Смотрите, он очнулся! – прервал его возгласом один из быков.

Пираты нагнулись над юным маркизом, чьи веки мелко-мелко дрожали, а дыхание с легким хрипом выходило из раненого грубым канатом горла. Один из них, казавшийся самым старым, по всей видимости, бывший на корабле доктором, скомандовал, чтобы Хуана перенесли с палубы вниз. Пираты ловко подхватили легкое после многодневного вынужденного поста тело юноши и перенесли его в каюту. Доктор самолично уложил его в гамак и поднес к губам глиняную кружку с водой. Хуан выпил и почувствовал себя настолько хорошо, что даже смог произнести шепотом слова благодарности.

– Не стоит, приятель, – отмахнулся корабельный доктор. – Вот никогда бы не подумал, что увижу такое, – поделился он впечатлениями от первого знакомства с Хуаном. – Спускаюсь в трюм этой старой посудины, а там на канате висишь ты. Я, конечно, много на своем веку висельников повидал, – тут доктор быстро перекрестился и поцеловал маленький золоченый крестик, что висел у него на груди, – но чтобы так себя убивать, нет, такого не видал ни разу.

В этот момент в каюту спустился капитан, тот самый крупный бык, что в грезах юноши велел привести барана-Мустафу. Капитан и вправду был огромным, черноволосым, с широким расплющенным носом, чрезвычайно похожим на быка человеком с такой широкой грудью, что на ней можно было обедать, как за праздничным столом. Капитан осмотрел спасенного Хуана внимательным цепким взглядом и понимающе кивнул головой.

– Можешь не говорить, я и так знаю, что с тобой произошло. Мавры уже десять лет как ведут этот грязный промысел. Уже десять лет у них на Востоке царствует грязный эмир, который имеет страсть к мальчикам. И лучшим подарком считается красивый юноша, лучше белый. А еще лучше, если юноша при этом будет знатного происхождения, умеющий читать и писать. Такой на Востоке ценится на вес золота. А ты, как я погляжу, именно из таких красавчиков. Только чересчур гордый. Вот и решил, что лучше в петлю головой, нежели в гарем. Что же мне с тобой делать? – задумчиво произнес капитан, поглаживая окладистую, черную как смоль бороду.

Юный маркиз сжался в гамаке. Он понял из пояснения пирата, что стоит дорого, и испугался, как бы тот не решил самолично продать его на рынке рабов. Неожиданно подал голос доктор:

– Послушай, Диего, если парень и правда умеет читать, писать и знает науку, то лучшего помощника тебе и не сыскать.

– Да, но он не знает мореходного дела, – возразил капитан, которому, однако же, приглянулось предложение доктора.

– Ну, это не проблема. Выучит. Если буквы и счет одолел, то по морям ходить научится, – добродушно отмахнулся от пустячного возражения доктор.

– Ты, как всегда, прав, Карл, – согласился капитан Диего. – Быть тебе моим помощником, – объявил он, хлопая Хуана по плечу огромной ручищей.

Так маркиз Хуан де Карабас стал плавать вместе с пиратами. Уже на следующий день он пришел в себя настолько, что смог самостоятельно подняться на палубу. Представшее его глазам зрелище обласкало успевшее огрубеть после стольких мытарств сердце юноши. К фок-мачте всем телом был привязан Мустафа, который сидел прямо под палящим солнцем, лишь изредка закрываемым парусом. Перед беднягой стояла миска с водой, но дотянуться до нее он не мог, так как был привязан слишком туго, да к тому же всем телом. Проходившие мимо пираты обязательно находили время, чтобы поиздеваться над мавром, пиная его или же просто ударяя кулаком по лицу. Когда юноша вышел на палубу, один из них как раз размахнулся, чтобы половчее выбить у Мустафы зуб. Увидев вышедшего из каюты недавнего раба, пират, считавший, что у маркиза имеется прерогатива мести, великодушно отошел в сторону, уступая Хуану позицию. Юноша подошел на шатающихся от слабости ногах к мачте и остановился прямо перед несчастным пленником. Мустафа поднял глаза и заныл: