Олег Северный - 2012. Танго для Кали

Два дня пролетели без новых проблем. Поэтому, когда к вечеру третьего дня Антон заметил, что у него усиленно колотится сердце, его бросает то в холод, то в жар и то и дело хочется в туалет, он был, как минимум удивлён. Пришлось повторить уже недобрым словом поминаемый путь до поста дежурной сестры. Та, увидев знакомый бледный вид пациента, привычно потянулась за нашатырём, но в обморок падать Антон пока не собирался. Зато он очень хотел знать: что с ним такое на этот раз?

— Так, больной… — Женщина взяла его за запястье и принялась подсчитывать пульс. — Рассказывайте.

— Похоже, температура поднимается, — мрачно отвечал Чёрный. — Потряхивает.

— А ещё? Чувства удушья нет?

— Есть. — Антон не обращал внимания, пока не прозвучал вопрос, что ему опять не хватает воздуха. — Немного.

— Тошнит?

— Нет вроде. Не замечал.

— А слева не тянет? Где сердце?

Антон прислушался к ощущениям. Если постараться, то можно обнаружить небольшой дискомфорт, но, возможно, он появляется как раз за счёт такого старания. Он уверенно ответил:

— Нет.

— Паническая атака у вас, сударь, — заключила сестра. — Нервные вы слишком.

— Не может быть! — возмутился Антон. — Какая атака? Паники нет!

— Голова кружится?

— Есть немного.

— А умереть боитесь?

— Нет. — Сейчас Антон совершенно точно этого не боялся. — Раньше боялся, при прошлых случаях. Сейчас нет.

Сестра смерила его недоверчивым взглядом.

— И вам не кажется, что вы с ума сходите? Только честно.

— Я с него уже давно сошёл. — Антон нашёл в себе силы слегка улыбнуться. Кажется, именно это переубедило сестру.

— Ну тогда феназепама вам не видать. Обойдётесь.

— Я и не просил, — обиделся Чёрный. — Я всего лишь хотел узнать, в чём дело?

— Не знаю. — Медсестра задумчиво поправила свисающий из-под белой шапочки белокурый локон. — Ничем не могу помочь. По всем приметам — атака. А вы говорите, что страха нет.

— Нет, — ещё раз подтвердил Чёрный и поднялся, поняв, что с проблемой придётся справляться самостоятельно.

Состояние уходило долго и неохотно, но всё же ушло, подчиняясь уверенности Чёрного, что физиологических причин для него в его организме нет. Похоже, это вновь было воздействие. С какой целью? Антон не находил ответа. По всему получалось, что только ради того, чтобы потрепать нервы. Кто-то пытается вывести его из равновесия, чтобы он не сделал… чего? Чёрный сам бы очень хотел это знать. Что ему следовало бы делать? Про Мишу можно забыть, с Профом тоже понятно. Старые планы можно похоронить, они никуда не ведут. «Нужно искать здесь». Что? Что здесь, в этом мире, можно искать? Новая информация обрезала старые пути и ничего не говорила о новых. Ждать? Будут инструкции? Недоверие в его душе смешивалось с надеждой — всё-таки зачем-то Брюс сюда приходил! Если это, конечно, был Брюс. Но считать иначе — значит полностью потерять всякий смысл и ориентацию в новой Игре. А если это был Брюс, то почему он явился не ему, Антону, а Матрёне? Вопросов, как всегда, было намного больше, чем ответов. Пока что Чёрный решил просто лечь спать и сделал это.

Вскоре его пребывание в больнице подошло к концу. Нет, его не вылечили, но какой-то курс терапии он получил, а также точно установленный диагноз и предложение или соглашаться на операцию, или отправляться домой. Срок, отпущенный простым смертным больным на получение физиотерапевтического и медикаментозного лечения за государственный счёт, истёк. Разумеется, Чёрный предпочёл оказаться дома, чем под ножом хирурга. Ведь он был уверен, что этот нож обязательно сделает случайный неверный ход.

Вечером за ним заехала Night, помогла собрать вещи. Сидеть при столь сильной боли в спине Антон не мог, поэтому он полулежал на заднем сиденье автомобиля и вполуха слушал трескотню Тани. Она старательно рассказывала о достижениях современной микрохирургии, о том, как эффективны и безопасны новейшие методы операций, какие они творят чудеса и как опасно для Чёрного проявлять нерешительность в этом вопросе. Потому что упущенное время может обернуться пожизненным катанием в инвалидном кресле. Думы Антона были совсем о другом, до него только сейчас дошло, что ему придётся брать на себя все дела по отцовской недвижимости. Он со страхом размышлял, как будет справляться со всем этим, если не может даже сидеть и с трудом может передвигаться. Он опять оказался в тупике и не находил выхода. Да он до магазина не сможет дойти! Или всё-таки сможет? Но всё оказалось проще, вопросы можно было отложить на потом, и о быте беспокоиться было не нужно — Татьяна привезла Чёрного не к его, а к своему дому и объявила, что, пока он не выздоровеет окончательно, он будет жить у неё. Антон подозревал, что в отдалённом будущем у него могут появиться возражения, но сейчас он был с такой идеей вполне согласен. Он сам не мог бы предложить сейчас ничего лучшего.

ГЛАВА 2

В лесу было не видно ни зги — новолуние. Облака разошлись, но рассыпанные где-то в чёрной бездне бесполезные мелкие искры не помогали. Парень, продиравшийся с заплечным мешком средневекового вида через кусты, спотыкался и поминутно шипел, сдерживая рвущееся с языка именование нечистого. Не время, не стоит его сейчас поминать. Тропинку, так хорошо знакомую при свете дня, он давно потерял. Фонарик остался дома. Он не раз проклял бессмысленное стремление к аутентичности, в конце концов, двадцатый век на дворе. Вот впереди темнота стала чуть пожиже, он добрался до искомой поляны — почти круглой проплешины размером с зал райклуба. Отыскал заранее приготовленные дрова, скинул мешок. Через минуту он уже споро топал к ручью, помахивая небольшим котелком. Запалил огонь, подвесил котелок на треногу, присел, дожидаясь, пока вода дойдёт до кипения. Прочие аксессуары и ингредиенты были аккуратно сложены в стороне. Парень, прищурившись, смотрел в огонь.

Значит, Иисус? Значит, приснился? Значит, любое желание? Полгода прошло, он почти задавил обиду и злость, но, оказывается, не до конца. Ведь любил же по-настоящему, таял под взглядом, как дурак, капризы бежал исполнять. И она вроде бы тоже, ни папу, ни маму не слушала. А потом надо же — сон, и всё. И он чуть не влип. «Отвратишь его от тропы — проси что хочешь». Повелась, дурочка, как миленькая повелась, хорошо хоть сама рассказала. Он был готов зверем выть и на стенку лезть. Всё, больше такого не будет. Больше он не позволит ни одной эмоции взять над собой верх, ни самой чистой, ни самой светлой. Никаких «чувств», только разум, интуиция и сила.

В котелке забурлило. Парень поднялся, взял приготовленную снасть и двинул на середину поляны. Пришлось ещё раз вернуться — зачерпнуть железным совком углей, всё сразу было не унести. Сегодня он замыкал круг против Солнца: три линии ножом, брызнуть водой, сыпануть солью, взмахнуть дымящей веточкой можжевельника посередь, подбросить его же к углям, чтобы добыть хоть немного света. Маленький огонёк заплясал чуть к западу от центра круга. От него были зажжены четыре толстых чёрных свечи — на каждую сторону горизонта. Парень отвернул крышку стеклянного пузырька и чуть усмехнулся — замучился же он эти чернила варить! Кора дуба, железный купорос, даже квасцы обыкновенные — куда ни шло. Это берётся во дворе, в хозяйственном магазине и на кафедре родного геологического факультета. Папоротник с прошлой купальской ночи ещё был. Но где в нашем климате взять виноградную лозу, да ещё срезанную не иначе как в мартовское полнолуние? Негде — не растёт. Лозу пришлось опустить. Также пергамент заменяла купленная в художественной лавке дорогая бумага с хитрым тиснением, а глину — особый пластилин из той же лавки, который затвердевал в кипящей воде. Гусиное перо было настоящим. И, конечно же, настоящим, подлинным, точным должен был стать написанный этим пером текст. В нём магия, не в куске кожи.