Елена Арсеньева - Большая книга ужасов – 68 (сборник)

– Ты что-то заигралась, рыжая козочка. Хватит, хватит! В стадо пора!

Катька онемела… Потом она закачалась, словно потеряв равновесие, рухнула в траву, завозилась в ней, пытаясь подняться… А когда наконец поднялась, на пустыре топталась уже не девчонка, а небольшая козочка. Рыжая козочка с красной ленточкой на шее!

– Ну и сильна же Ульяна! – буркнула за Васькиной спиной Марфа Ибрагимовна то ли с восхищением, то ли с отвращением.

Кот-мальчик крикнул с хриплым свирепым подмяукиванием:

– В стадо пошла! Кому говорено!

Перепуганная Катька Крылова – нет, рыжая козочка! – опрометью бросилась с пустыря. Над ней в вышине кружила ворона, изредка испуская свое насмешливое, злобное, издевательское карканье.

А пустырь, дерево и кота-мальчика заволокла дымка, которая становилась все плотней и плотней, темней и темней, пока Васька не осознал, что смотрит в глаз портрета, покрытого трещинами.

– Что же это такое?! – воскликнул он огорченно. – Почему передача прекратилась?

Тут же спохватился, что вряд ли Марфа Ибрагимовна его поймет, а потому быстренько «перевел» на более доступный портрету язык:

– Почему ваш правый глаз больше ничего не показывает?

– Притомился, поди, – ответила Марфа Ибрагимовна. – А может, сызнова вредничает. Да ладно, и так все ясней ясного. Обернула Ульяна девку козой, так что жди – скоро ее сюда пригонит.

– Как это – пригонит? – изумился Васька. – По городским улицам?! Да там знаете какое движение?! Машины в обе стороны шныряют, то и дело пробки… а люди?! Люди же кругом! Вы что думаете, они будут спокойно смотреть, как по улицам коза бегает?

– Угомонись, – посоветовал портрет. – Никто и не заметит ничего. Ульяна так обморочить может, что честному народу покажется, будто это не коза бежит, а ветер мусор гонит. Так что будет она теперь до скончания века на Ульяну работать – белену топтать, беленное масло выжимать.

– Что? – не поверил ушам Васька. – Какое еще масло? Зачем?!

– От натирания беленным маслом ведьма может летать по воздуху, – сообщила Марфа Ибрагимовна. – А выдавить его из белены может только коза, да не простая, а превращенная ведьмой и василиском.

– Василиском?! – повторил Васька, у которого перед глазами вмиг возник ужасный-преужасный змей из «Гарри Поттера». – Что-то я там никакого василиска не видел…

– Как не видел? – хмыкнул портрет. – Да ты на него только что смотрел, и не в первый раз. Котишка-то наш, который тобой скинулся, – он, по-твоему, кто? Чистый василиск и есть.

– Кот-мальчик – это василиск?! – воскликнул Васька. И на миг онемел: вспомнил, как ведьма Ульяна ему насмешливо сказала: «Ты Васька, и он котом Васькой был! Думаю, уж достаточно долго!»

Вот что она имела в виду: что кот-мальчик – василиск, который в кота просто превратился. И уже достаточно давно. Привыкал быть котом, наверное… Василий, Васька, василиск… какое жуткое совпадение имен! Не иначе, в нем тоже какое-то колдовство кроется. Может быть, если бы Ваську Тимофеева звали, к примеру, Дима или Коля, ничего бы у ведьмы не получилось!

Хотя, с другой стороны, кто их, ведьм, знает!

– Василиск, ну надо же… – растерянно пробормотал Васька. – А я думал, василиск должен быть огроменным змеем!

– Совсем даже не обязательно, – возразила Марфа Ибрагимовна. – Вот послушай-ка, я тебе расскажу, кто это такой – подлинный василиск. Раз в сто лет петух снесет яйцо; называется оно спорышок. На первый взгляд, это так себе – пустая скорлупа, к тому же мягкая, пальцем продавить можно. Однако для знающего человека – настоящее сокровище! Если молодая ведьма проносит спорышок шесть недель под мышкой, он вывернется наизнанку и оттуда появится василиск – оборотень, в котором живет все ведьмино зло. Он считает ведьму своей мачехой и повелительницей. Все, что она прикажет, василиск исполняет, любой образ, который ей угоден, принимает.

– А как его победить? – жадно спросил Васька. – Волшебным мечом?

– Конечно, – сказала Марфа Ибрагимовна. – Некоторые из василисков имеют тело змеиное или даже драконье, а голову – петушиную. От взгляда этого существа люди умирают на месте! Против них только волшебный меч и поможет. А тот василиск, которого Ульяна вывела, – он попроще. Чтоб его одолеть, надобно, чтобы он обратно в свое яйцо вернулся. В этот самый спорышок. Ну, тут нужно на него быстренько наступить да и раздавить. И все! Кончено дело!

– Так просто? – изумился Васька.

– Просто? – расхохотался портрет. – Да ты сначала заставь его обратно в спорышок вернуться! Это он только по своей воле сделает, ни по чьей другой!

– И все же я не пойму, зачем Ульяна к нам этого василиска отправила, – задумчиво проговорил Васька.

Портрет молчал.

– Марфа Ибрагимовна! – осторожно позвал Васька. – Вы спите?

– Не сплю, – буркнул старушечий голос.

– А почему ничего не отвечаете?

– Не хочу.

– Понятно, – вздохнул Васька. – Вы с Ульяной заодно. Недаром она говорила, что ваш портрет должен мою семью погубить…

– Вранье! – возразила Марфа Ибрагимовна с такой пылкостью, что портрет даже покачнулся на гвозде. – Погубитель семьи твоей – василиск, которого Ульяна к вам в дом заслала.

– Но почему?! – отчаянно вскричал Васька. – Чем мы ее обидели?

– Вы – ничем, – ответил портрет. – За другого платить станете.

– За кого? Что он ей сделал? – снова и снова спрашивал Васька, но бесполезно: Марфа Ибрагимовна молчала, а портрет даже уголком рта не пошевелил.

– Петр Васильевич, вы идете с нами в кафе?

Тимофеев-старший с трудом покачал тяжелой, словно каменной головой.

Наконец-то! Наконец-то настало время обеденного перерыва! Сейчас все сотрудники уйдут – кроме него. Он воспользуется этим часом, чтобы наконец уснуть! Хоть немного отдохнуть после бессонной ночи и мучительного дня, когда он шагу не мог ступить, чтобы ему не почудилось чавканье могильной земли под ногами. Даже в машине, нажимая на педали, он словно бы слышал этот звук! И в офисе боялся лишний раз отклеиться от стула, и то трясся, вспоминая ужасный сон, то клевал носом.

Спать хотелось нечеловечески! Тимофеев с нетерпением ждал обеденного перерыва, уверяя себя, что стоит ему выспаться – и отвратительный морок ночи рассеется. И наконец хлопнула дверь в последний раз. Он уронил голову на стол, улыбнулся от счастья, что сейчас заснет, и закрыл глаза…

И немедленно перед ним сгустилась ночь, едва рассеиваемая блеклым лунным светом, и возникло то же самое холмистое, утыканное сломанными деревьями поле, которое было вовсе не полем, а кладбищем. Кладбищем с могильными крестами!

И снова ноги Тимофеева утопали в сырой могильной земле, но на сей раз он погрузился глубже – по колени.