Повести и рассказы - Джек Кетчам
Не знаю.
Я слышу, как бежит вода, и вскоре Джилл возвращается в гостиную; на ней белый махровый халат, голова обмотана розовым полотенцем. Она смотрит на часы. Протягивает руку к столу за сигаретой. Прикуривает ее и жадно затягивается. Ее все еще шатает, но уже не так отчаянно. Она хмурится. Зоуи внимательно за ней наблюдает. Когда Джилл в таком состоянии, полупьяная и полутрезвая, она опасна. Я-то знаю.
— Ты еще здесь?
— Да.
Она смеется. Довольно неприятный смех.
— Ну, еще бы.
— Ага.
— Вот ведь срань. Жил — до чертиков меня бесил, помер — то же самое.
— Я здесь, чтобы помочь тебе, Джилл. Тебе и Зоуи.
Она оглядывает комнату, словно поверив наконец, что, может, — может! — я правда здесь, что я не просто голос в ее голове. Она словно пытается определить, где я стою, найти источник. На самом деле она могла просто посмотреть на Зоуи, которая уставилась прямо на меня.
Но она смотрит искоса, я уже видел раньше такой взгляд. И он мне не нравится.
— Ну, о Зоуи тебе волноваться нечего, — говорит она.
Я собираюсь спросить ее, что она имеет в виду, но тут в дверь звонят. Она тушит сигарету, идет к выходу и открывает дверь. В прихожей стоит человек, которого я раньше не видел. Невысокий, робкий и ранимый на вид; ему чуть меньше сорока, и он уже начал лысеть. На нем синяя ветровка. Судя по его позе, он чувствует себя не в своей тарелке.
— Миссис Хант?
— Ага, ага. Заходите. Она вот здесь.
Мужчина наклоняется, поднимает что-то с пола, и я вижу, что это за предмет.
Кошачья переноска. Пластиковая, с металлической решеткой спереди. Совсем как у нас. Мужчина входит внутрь.
— Джилл, что ты делаешь? Что, черт возьми, ты делаешь, Джилл?!
Она машет руками в воздухе, словно пытаясь отогнать муху или комара, и быстро моргает; мужчина совсем не замечает ее жестов. Он неотрывно смотрит на кошку, которая неотрывно смотрит на меня, — а ведь ей нужно следить за ним, следить за переноской, она прекрасно знает, что они означают, Боже правый, ее же отправят куда-то, где ей не понравится.
— Зоуи! Кыш! Беги отсюда! Беги!
Я хлопаю в ладоши. Никакого хлопка. Но она слышит тревогу в моем голосе и видит выражение, которое должно было появиться на моем лице, и в последнюю секунду оборачивается к тому мужчине — он как раз протягивает к ней руки и хватает ее… и пихает головой вперед в переноску. Закрывает. Защелкивает двойные щеколды.
Он действует быстро. Расторопно.
Моя кошка заперта внутри.
Мужчина улыбается. Удается это ему неважно.
— Ну что ж, не очень-то и сложно, — говорит он.
— Ага. Вам повезло. Она кусается. Иногда прямо набрасывается, как сумасшедшая.
— Ах ты сука лживая, — говорю я ей.
Теперь я подошел к ней вплотную и говорю ей прямо в ухо. Я даже чувствую, как от выброса адреналина застучало ее сердце, и не знаю, сам ли ее напугал или, может, причина в том, что она сделала (или собирается сделать). Но сейчас она, как истая актриса, делает вид, что меня и вовсе нет. Никогда в жизни я не чувствовал себя таким рассерженным и ненужным.
— Вы уверены, мэм? — говорит мужчина. — Мы можем попробовать отдать ее в семью. Подержать ее какое-то время. Не обязательно сразу усыплять. Конечно, она уже не котенок, но всякое случается. Какая-нибудь семья…
— Я же сказала, — заявила жена, с которой я прожил шесть лет. — Она кусается.
Теперь она спокойна и холодна как лед.
Зоуи замяукала. Мое сердце разрывается. Умирать было гораздо легче.
Мы встретились взглядами. Говорят, что душа кошки видна в ее глазах, и я в это верю. Я протягиваю руку к переноске. Моя рука проходит ее насквозь. Я не вижу свою ладонь, но Зоуи видит. И трется об нее головой. Она больше не выглядит сбитой с толку, будто на этот раз она действительно чувствует меня, чувствует мою руку и мое прикосновение. Как жаль, что я не могу. Я глажу ее — будто она была еще котенком, уличной бродяжкой, приходившей в ужас от каждого гудка машины или звука сирены. И я был совсем один. Она начинает мурлыкать. А я обнаруживаю кое-что. Призраки умеют плакать.
Мужчина уходит с кошкой, а я остаюсь тут со своей женой.
Я не могу пойти за Зоуи. Откуда-то мне известно, что не могу.
Вам не понять, что я из-за этого чувствую. Я все бы отдал, лишь бы пойти с ней.
Моя жена продолжает пить, и в следующие три часа я занят исключительно тем, что ору на нее, набрасываюсь на нее с криками. О, она меня прекрасно слышит. Я подвергаю ее всем пыткам, которые могу придумать, припоминаю ей все зло, которое она причинила мне или кому-либо еще, снова и снова говорю ей о том, что она сделала сегодня, и думаю: «Так вот в чем моя цель, вот зачем я вернулся». Я вернулся, чтобы довести эту суку до самоубийства, покончить с ее никчемной фиговой жизнью, и я думаю о своей кошке и о том, как Джилл всегда было на нее плевать, ее больше интересовала эта залитая вином мебель, чем моя кошка. Я подстрекаю ее взяться за ножницы, шагнуть к окну, к этому провалу в семь этажей глубиной, я заманиваю ее к кухонным ножам, и она плачет и вопит. Как жаль, что соседи все на работе, иначе ее по крайней мере бы арестовали. Она почти не может ходить и даже едва стоит на ногах, и я думаю, может, инфаркт или инсульт, и я преследую свою жену, я толкаю ее на смерть, на смерть — но около часа дня что-то начинает происходить.
Она становится спокойнее.
Будто голос мой доносится до нее не так ясно.
Я что-то теряю.
Какая-то сила вытекает из меня, будто батарейка садится.
Я начинаю паниковать. Я не понимаю. Я же еще не закончил.
А затем я чувствую. Чувствую, как что-то тянется ко мне из дальнего квартала на другом конце города. Я чувствую, как замедляется дыхание. Я чувствую, как останавливается сердце. Я чувствую ее тихий конец. Я чувствую его яснее, чем почувствовал тогда свою собственную смерть.
Я чувствую, как что-то хватает меня за сердце и сжимает его.
Я смотрю на жену: она ходит по комнате и пьет. И тут я понимаю. Внезапно все становится не так уж и плохо. Все еще больно, но по-другому.
