Лорел Гамильтон - Обсидиановая бабочка

Эдуард тихо простонал, и Питер обернулся на звук.

– Прости меня, Тед! Прости!

– Все путем, Пит. Просто в следующий раз следи за мной получше.

Голос его был напряжен, но Питер, кажется, поверил про следующий раз. А я пока еще не знала.

Олаф и Бернардо повернули его так, что стал виден заостренный конец кола, торчащий из груди. Сверху, около левого плеча. Сердце не задето, иначе он сейчас был бы мертв, но могло задеть сердечную сумку, и тогда кровь заполнит ее прямо у нас на глазах. А могло вообще не зацепить сердца. И настолько высоко, что даже легкие могло не задеть. Могло.

– Как ты узнал, что они там? – спросила я.

– Услышал, – ответил он, и голос у него был такой же сдавленный от боли, как у Гарольда.

Вдруг мне стало холодно, очень холодно, и не от температуры воздуха. Я было склонилась к Эдуарду, но он велел:

– Следи, чтобы к нам сзади не подобрались.

Я встала, прислонилась спиной к стене и стала глядеть то вверх, то вниз по лестнице. Но мои глаза то и дело обращались к Эдуарду. Рана смертельна? Господи, только бы не это. Дело не только в Эдуарде. Еще Питер. Если Эдуард умрет, Питер будет винить себя. Ему и без того уже досталось, такой вины ему не вынести.

– Дай свою футболку, – сказал Олаф.

Я посмотрела на него.

– Надо замотать рану так, чтобы кол не двигался. Здесь его нельзя удалять, слишком близко он к сердцу. Надо в больницу.

Я согласилась.

– Присмотрите кто-нибудь за лестницей, пока я ее сниму.

Бернардо занял мое место у стены. Из гипса у него торчал нож, похожий на наконечник копья. И он был красен от крови.

Я сняла футболку и протянула Олафу. Он уже сам разделся до кевларового жилета и заматывал рану своей рубашкой.

– Моя футболка нужна? – спросил Питер.

– Да, – ответил Олаф.

Питер осторожно сдвинул Бекки у себя на руках и стал снимать футболку. Торс у него был тощий и бледный. В рост он уже ударился, но все остальное отставало. Кусками футболки Бернардо Олаф закреплял импровизированную перевязку. Рана выглядела ужасно, но не очень кровоточила. Я не знала, хороший это признак или плохой.

– Вторую половину этой засады мы перехватили по дороге к лестнице, – сказал Бернардо.

– Я и удивилась, почему их было так мало. – Тут я вспомнила слова Гарольда. – Гарольд перед смертью сказал, что Саймон кого-то вызвал. Сообщил, что он облажался и чтобы приезжали подобрать концы. Я правильно поняла, что это значит?

Эдуард посмотрел на меня, пока Олаф прибинтовывал ему левую руку потуже, чтобы ее движение не воткнуло кол в какой-нибудь важный орган.

– Они убьют всех, кого найдут. – Голос его был почти нормален, только с небольшим придыханием. – Сожгут дом до головешек. Может быть, даже землю посолят.

Я решила, что это он уже заговаривается в бреду, но с Эдуардом никогда не знаешь наверняка.

Олаф поднял Эдуарда на ноги, но слишком велика была разница в росте. Эдуард не мог обнимать его рукой за плечи.

– Бернардо тебе поможет.

– Нет, Анита справится.

Олаф открыл рот, наверное, хотел поспорить, но Эдуард сказал:

– У Бернардо только одна рука действует. Она ему нужна для стрельбы.

Олаф сжал губы в тонкую линию, но передал мне Эдуарда. Эдуард обнял меня за плечи, я его – левой рукой за талию. Пару шагов мы попробовали пройти – получается.

Впереди шел Олаф, следом я с Эдуардом, потом Питер, в которого грустной обезьянкой вцепилась Бекки. Бернардо шел замыкающим. Олаф на ходу глянул на мертвые тела и спросил, не оборачиваясь:

– Твоя работа?

– Ага.

Обычно я добавила бы что-нибудь вроде «ты что, еще кого-то здесь видел?», но сейчас я слишком волновалась из-за Эдуарда, чтобы тратить силы. У него по лицу тек пот, будто очень много сил уходило на ходьбу. Беда в том, что если понести его способом пожарника, то пошевелится кол, а если его кто-то и мог бы нести на руках, то только Олаф, но тогда он не смог бы стрелять. Его пистолет нам нужен.

– Как ты, Эдуард? – спросила я.

Он сглотнул слюну и ответил:

– Нормально.

Я ему не поверила, но приставать не стала. Вряд ли может быть что-то лучше.

Эдуард попытался повернуться и что-то сказать детям, и мне пришлось повернуться с ним.

– Питер, закрой Бекки глаза.

Питер уткнул лицо сестренки себе в плечо и прижал рукой. «Файрстайра» у него в руке не было. Мне хотелось знать, куда он его пристроил, но это было не настолько важно сейчас, чтобы спрашивать.

Мы снова развернулись с Эдуардом и пошли вперед вверх по лестнице. Олаф был уже почти за следующим поворотом и вдруг остановился, глядя на ступени. Я застыла и сказала:

– Никому не двигаться.

– Западня? – спросил Эдуард.

– Нет, – ответил Олаф.

Тут и я это увидела – струйки крови, стекающие к нам по ступеням. Тонкая линия обогнула ногу Олафа и закапала к нам с Эдуардом.

Питер был недалеко за нами.

– Что это? – спросил он.

– Кровь, – ответил Олаф.

– Олаф, ради Бога, скажи, что это твоя работа, – попросила я.

– Нет.

Я смотрела, как обтекает кровь мои кроссовки, и знала, что наши трудности только начинаются.

61

Я прислонила Эдуарда к стене – он хотел, чтобы я могла стрелять, если Олаф скажет. Олаф должен был разведать, что впереди и в чем там трудность. Он исчез за углом, а я прижалась к стене и глянула вперед. Лестница здесь кончалась. Электрический свет освещал что-то вроде пещеры, блестя на крови и телах.

Олаф попятился, вернулся к нам.

– Я вижу выход.

– Что там за тела?

– Люди Райкера.

– Кто их убил?

– Думаю, наш зверь. Но другого выхода здесь нет. Второй вход завалило взрывом. Надо идти сюда.

Я подумала, что, если бы наш зверь-убийца ждал нас наверху, Олаф не был бы так спокоен. Поэтому я подошла к Эдуарду. У него кожа была цвета серого теста, глаза закрыты. Он открыл их, когда я его тронула, но они необычно ярко блестели.

– Мы почти уже вышли, – сказала я.

Он ничего не ответил, просто дал мне закинуть его руку себе на плечи. Он все еще за меня держался, но с каждым шагом мне приходилось все больше веса принимать на руку, которой я обхватывала его за талию.

– Держись, Эдуард, уже близко.

Он дернул головой, будто только что меня услышал, но ноги его продолжали идти вместе со мной. Мы выберемся, все выберемся. Крови прибавлялось по мере того, как мы поднимались, Эдуард поскользнулся, и я с трудом удержала его и себя. Но от резкого движения он тихо застонал. Черт.

– Питер, иди аккуратнее. Здесь скользко.

Олаф ждал нас возле тел – их было всего три. Одного я не узнала, зато узнала автомат возле тела. Человек Саймона. Сам Саймон лежал в луже крови и чего-то более темного. Нижняя часть груди и весь живот до самого низу у него были вспороты. Кишки разлезлись по полу пещеры, но глазами он все еще смотрел, все еще был жив.