Лорел Гамильтон - Обсидиановая бабочка

– Ты не спросила, откуда у меня кличка.

Слишком быстро для меня раскручивался разговор.

– Я думала, что какая-то карточная.

Он покачал головой. Я смотрела на него в зеркало. Он стал расстегивать штаны. И стоял слишком далеко, чтобы меня тронуть или чтобы я могла отбиваться. Оставалось только ждать, чтобы он подошел.

Он засунул руку в прореху и вытащил свой предмет плавным отработанным движением. Он был велик, впечатлял даже обвисший и мягкий. Если бы я не видела раньше у Бернардо, впечатление было бы сильнее. Конечно, нельзя быть уверенной на сто процентов, какой он будет большой при эрекции. Некоторые едва меняют размер, другие вырастают сильно. Может, он тоже такой. Тут я заметила, что на этой штуке татуировка.

Мне пришлось обернуться и посмотреть, не доверяя зеркалу.

– А я что должна делать? Заорать от страха или попросить потрогать?

– А что тебе хочется сделать?

Я поняла, что мне трудно смотреть ему в лицо, а не на член, потому что он начал расти, и татуировка стала отчетливее.

– Охочую нельзя изнасиловать, так?

Он улыбнулся, будто этот подход уже работал с другими женщинами. Действительно, не каждый день девушке достаются такие предложения.

– Если ты никому не расскажешь, я тоже не расскажу.

– Это два сердца у тебя… там?

Он улыбнулся шире.

– А больно не было?

– Сейчас будет больнее, – сказал Двойка.

Он двигался ко мне, медленно, чтобы я успела как следует рассмотреть. Был у него вкус к театральщине, у этого Двойки. И я не хотела, чтобы еще с кем-нибудь, кроме меня, он этот вкус удовлетворял.

Я повернулась и оступилась – намеренно. Он меня подхватил, как уже сегодня подхватывал. Ручка оказалась у его груди, под грудиной, под углом вверх. Я – охотник на вампиров. И если я что умею в жизни, так это находить сердце с первого удара.

Как только ручка уперлась, я нажала кнопку. Не было движения вверх, не было ощущения входящего лезвия – оно само сделало свою работу.

У Двойки вытаращились глаза, раскрылся рот, но ни звука не донеслось оттуда. Я дернула лезвие влево, вправо, чтобы он не мог набрать воздуху и предупредить того, кто в душе.

Двойка стал сваливаться вниз по стене. Я его подхватила, осторожно положила на пол, радуясь, что мне досталась не такая громадина, как Микки. Его тушу труднее было бы опустить плавно. В душе все еще шумела вода – Нож, наверное, все равно не услышал бы стук падения тела, но лучше перестраховаться, чем потом жалеть.

Двойка лежал на полу с торчащим из груди ножом, штаны расстегнуты, его тезка обнажен для взглядов мира. Очень у него грустный был вид, у мертвого. Если останется время, я застегну ему штаны, но сначала – Нож.

Сняв автомат с плеча Двойки, я закинула ремень себе на плечо. Проверила, как стоит предохранитель: снят. У переключателя было три положения, а не два, как у «узи». Я его поставила на самую высокую полоску. Логика подсказывала, что таким образом будет выпущен максимум пуль за минимум времени. Еще я взяла запасной магазин Двойки. В магазине всего двадцать патронов. Обычно это много, но не сегодня. Во всем мире не хватило бы патронов, чтобы обезопасить меня на сегодня.

Запасные магазины автоматов и обоймы пистолетов я положила в сумочку и надела ее лямки крест-накрест на грудь.

Запасным пистолетом у Двойки оказался девятимиллиметровый «глок». Лично мне стрелять из «глока» неудобно, хотя многие от него в восторге – после того как выучатся в тире. Но этому экземпляру я обрадовалась.

Стволы – вещь отличная, но шуму от них много. Если я пристрелю Ножа, остальная компания бандитов тут же на меня навалится. И что хуже – они могут до того застрелить Эдуарда. У них три заложника, а нужен только один.

Надо что-то тихое. Беда в том, что я вряд ли смогу снять Ножа ножом. Врукопашную – и думать не стоит. Значит, остается содержимое сумочки.

Нож из груди Двойки я вытащила. Кровь вздулась пузырем темнее обычного, как и положено крови из сердца. Автоматически я вытерла клинок рукавом его рубашки и сунула в нагрудный карман.

Одна рука Двойки уперлась в дверцы ящиков под умывальником. Может, у меня не только содержимое сумочки есть. Отодвинув руку Двойки, я стала смотреть. Потрясающе, сколько смертоносных веществ хранят люди у себя в ванной. Почти на всем были метки-предупреждения, громко вопящие, что у вас в руках яд, едкое вещество, при попадании в глаза немедленно промыть водой. А главное – стопка больших махровых полотенец, а у меня есть пистолет Двойки. Самодельный глушитель. Но тогда я должна держать пистолет на уровне талии, близко к телу, чтобы полотенца были достаточно туго к нему прижаты. Если держать оружие таким образом, то надо стрелять с очень близкого расстояния. Если Нож – профессионал не хуже остальных, то пистолет должен быть у него под рукой. У меня будет только один выстрел, и он должен быть удачным.

Как подойти близко к вооруженному мужчине? Просто – сними с себя часть одежды. Я сняла футболку и бронежилет. Нож он не остановит, и вообще весь смысл в том, чтобы не дать противнику выстрелить, так зачем он тогда? Кроме того, я хотела бить на романтические чувства – или хотя бы на вожделение. Кевлару в этом смысле чего-то не хватает.

Лифчик я на себе оставила. Не настолько у меня хорошие нервы. К тому же, если он потребует снять еще что-нибудь, у меня тогда остаются только штаны. Что-то вроде покера на раздевание – чем больше на тебе надето, тем больше у тебя свобода маневра.

Блин, вода в душе перестала шуметь. Время у меня кончалось. Вдруг сердце оказалось в глотке. Но надо было идти туда, пока он сам не вышел. Если он увидит тело, мне уже не об изнасиловании придется тревожиться.

Я заткнула пистолет за пояс штанов, прижала полотенца к груди и животу и открыла дверь. Потом закрыла ее за собой и прислонилась к ней. Нож поднял глаза. На темной коже блестели капельки воды, и Двойка оказался прав. Он действительно был красив раздетый. При других обстоятельствах на него было бы приятно посмотреть, но сейчас мне от страха дышать было трудно.

Он потянулся за автоматом, приставленным к ванне. Ножи в ножнах висели на вешалке для полотенец, как вешают махровые салфетки, чтобы были сухие и под рукой. Он резко остановился, держа пальцы на автомате.

– Чего тебе?

– Двойка велел отнести тебе полотенца.

У меня в голосе был страх, который я даже не пыталась скрыть.

– Как он тебя уговорил раздеться?

Я смущенно опустила голову:

– Предложил мне на выбор: он или ты.

Нож засмеялся очень мужским смехом.

– Он тебе свою двойку показывал?

Я кивнула. Мне даже не надо было делать смущенный вид – просто я не пыталась его скрыть.