Повести и рассказы - Джек Кетчам
Он никогда туда не заходил.
Он погасил сигарету и закурил другую. С учетом того, во что обходились ему хорошенькие девушки, придется сократить расходы.
Безусловно.
Дверь открылась, и в кафе вошли две женщины. Подружки. Смеющиеся. У худенькой в короткой юбке были красивые ноги и не было лифчика.
Неплохо. Ее подружка была обычной. Лишний вес, и все на ней было слишком маленьким, за исключением, может быть, обуви. Они всегда объединяются таким образом. Толстый и Тощий пустились наперегонки[129], но никто никуда не бежал.
Они уселись за барную стойку перед окном, так что ему приходилось смотреть на них, если он хотел выглянуть в окно, и заказали охлажденные коктейли "Маргарита". Через пару минут блендер заревел так, что у него разболелась голова, а рокот отдавался глубоко в груди. Надо было это прекратить, что он и сделал. Лиана принесла ему еще одну порцию "Дьюарс". Стало гораздо лучше.
Он затянулся и выпустил дым.
— Извините! — сказала та, что с красивыми ногами.
— Чем могу помочь? — спросил Струп.
— Как вы думаете, может быть, вы могли бы потушить ее? Или, по крайней мере, пускать дым в другую сторону? Простите, но у меня аллергия.
В последнее время у них у всех была аллергия. У всего Манхэттена внезапно развилась ужасная аллергия.
Лиана принесла им напитки. Они улыбнулись. По крайней мере, блендер перестал шуметь.
— Я смотрю в окно, — сказал он.
— Прошу прощения?
— Дым несет в вашу сторону, потому что я смотрю в окно. Вы сидите перед окном, а я смотрю в него. Понятно? Видите вон ту, с сиськами? Я смотрю на нее. Вот почему дым идет в вашу сторону.
— C сиськами?
— C сиськами, да. Она уже ушла. Вы ее пропустили. Очень жаль.
Она выглядела так, словно только что нашла кусок говна в своей "Маргарите". Она повернулась и прошептала что-то сердитое своей подруге. Подруга нахмурилась и кивнула. Складки жира у нее на шее вздымались и опадали. Струп вздохнул.
— Послушайте, дамы. Это же бар. В барах пока еще курят в этом городе. Такова жизнь. Здесь целый долбаный пустой бар, а вы сидите прямо передо мной. Посмотрите вниз. Видите столики? Почему бы вам не попробовать пересесть за столик? Там уютно. Там нет никакого дыма. Там, вероятно, никто вокруг не использует слово "сиськи" в смешанной компании. Хотя ваши, кстати, тоже очень недурны. Я заметил, что вы не носите лифчик. Отличная идея.
— Струп, — сказала Лиана.
— О, черт возьми, Лиана. Если ты хочешь, чтобы я ушел, я уйду.
— Я не говорила, что ты должен уйти. Просто веди себя прилично.
— Я и веду себя прилично. Я сказал ей, что у нее хорошие сиськи. Но ведь это правда.
— Струп.
— Хорошо.
Он докурил сигарету и сделал небольшой перерыв. Потом прикурил третью. Выпустил дым. Женщина с красивыми ногами вздохнула, покачала головой, и они с подругой пересели за столик подальше от него.
Вошел Ральф, занял их место и заказал себе пива. Теперь перед глазами маячил Ральф, когда он смотрел в окно. Уж лучше бы это были женщины. Ральф вечно болтал о каком-нибудь дрянном фильме, который только что посмотрел, или о своей паршивой новой стрижке, которая была ужасной, потому что он заплатил за нее пять баксов какому-то мальчишке в парикмахерской, или же рассказывал плохие анекдоты. Он немного походил на Джорджа Бёрнса[130], и, возможно, именно поэтому ему подражал. Разница была в том, что Бёрнс был забавен, а Ральф был так же забавен, как мертворожденный щенок. Ему было шестьдесят пять, и он называл себя пожилым человеком. Струп был всего на двенадцать лет моложе, и он назовет себя пожилым человеком тогда, когда "Партия Pеформ" захватит Белый Дом или Лиана решит потрахаться с ним, в зависимости от того, что произойдет раньше.
— Ты слышал анекдот о докторе, который спрашивает пожилую пациентку, давно ли она прикована к постели? — Уже лет двадцать, — говорит она, — с тех пор, как умер мой муж[131].
— Нет, Ральф. Не слышал.
— А другой, как доктор прикладывает стетоскоп к груди какой-то старушки и говорит: "Сделайте глубокий вдох", а дама отвечает: "Да, раньше были?"[132]
— Ты что-то имеешь сегодня против старушек, Ральф? Или мне только кажется, что ты их ненавидишь?
— А слышал, как доктор спрашивает пациента, как идет лечение? Парень говорит, что все отлично, если не считать пластыря. Доктор спрашивает, в чем проблема с пластырем? Парень говорит, что он велел ему лепить новый каждые двенадцать часов, а у него уже не осталось места на теле.
— Пошел ты, Ральф. Ты чертов деревенский дурачок.
Ральф рассмеялся. Струп допил свой "Дюарс", заказал третий и выпил половину.
— Когда мы с тобой потрахаемся, Лиана? — спросил он.
— Когда рак на горе свиснет, Струп.
— Или "Партия Pеформ" захватит Белый Дом"?
— Совершенно верно.
— Так я и думал.
* * *
После выпивки и еще пяти анекдотов о врачах он уже ехал по Амстердам-авеню к Мэри. Остановился возле "Патмарк"[133], чтобы купить сигарет. Его обслуживала индианка с золотым зубом, и это было хорошо, потому что она знала, что он курил "Винстон Pед" в мягких пачках, а другие продавцы о них не знали. Некоторые из них сами были курильщиками, но сигаретный стеллаж, казалось, сбивал их с толку. Индианка всегда улыбалась и давала ему сдачу правильно. Остальные — нет. Остальные были глупы, как козы. Они вручали тебе сдачу с двадцатки, давая десятку лицевой стороной вверх, а под ней по одному доллару, так что ему приходилось менять порядок, прежде чем положить их в бумажник. Ему было интересно, с чего это началось, но теперь почти все так делали. Когда он выходил за дверь, ему показалось, что он услышал свое имя, но этого не могло быть.
Мэри жила в особняке на 78-й улице. Всего лишь на втором этаже, так что даже Струп мог подняться по лестнице. У Мэри был сертификат личного тренера, а также она была полупрофессиональной культуристкой и работала в фитнес-центре, который раньше назывался тренажерным залом. Мышцы живота у нее были лучше, чем когда-либо у Струпа. Она как-то сказала, что Струп был первым мужчиной с неспортивной фигурой, с которым она встречалась. Он сказал, чтобы она не волновалась об этом, когда-нибудь и у него будет такая фигура. Только не сейчас.
Она была коренной норвежкой, без единой унции жира, с маленькими гладкими сиськами и гибким, как у змеи, телом. Не слишком массивным, как у некоторых культуристов.
