Дэн Симмонс - Террор
– Да пошел ты… – прорычал Корнелиус Хикки.
Доктор Гудсир кивнул.
– Ах да, еще одно, – мягко добавил он. – Когда вы перейдете к поеданию мозгов друг друга, это будет проще простого. Просто отпилите нижнюю челюсть и выбросите прочь вместе с нижними зубами, а затем воспользуйтесь любым ножом, чтобы пробить и прорубить мягкое нёбо и проникнуть в черепную полость. Если пожелаете, можете перевернуть череп и сидеть вокруг него, зачерпывая мозг ложкой, точно рождественский пудинг.
С минуту все молчали: тишину нарушал лишь шум ветра и треск, скрип, стоны льда.
– Есть еще желающие покинуть лагерь завтра? – громко спросил капитан Крозье.
Рубен Мейл, Роберт Синклер и Сэмюел Хани – баковый старшина «Террора», фор-марсовый старшина «Эребуса» и кузнец «Террора» соответственно – выступили вперед.
– Вы уходите с Хикки и Ходжсоном? – спросил Крозье.
Он постарался не выдать потрясения, которое испытал.
– Нет, сэр, – сказал Рубен Мейл, помотав головой. – Мы не с ними. Но мы хотим попытаться вернуться к «Террору».
– Лодка нам не нужна, сэр, – сказал Синклер. – Мы попробуем пройти по суше. Пересечь остров. Может, мы найдем песцов или еще каких-нибудь животных, обитающих в удалении от моря.
– Вам будет трудно ориентироваться на местности, – сказал Крозье. – От компасов здесь толку никакого, а я не могу отдать вам свой последний секстант.
Мейл потряс головой:
– Не беспокойтесь, капитан. Мы будем пользоваться счислением пути. Если чертов ветер дует нам в рыло – извиняюсь за выражения, капитан, – значит мы идем в верном направлении.
– Я служил матросом, прежде чем стал кузнецом, сэр, – сказал Сэмюел Хани. – Мы все моряки. Если нам не суждено умереть в море, возможно, нам удастся умереть хотя бы на борту нашего корабля.
– Хорошо, – сказал Крозье, обращаясь ко всем мужчинам, по-прежнему стоявшим там, и стараясь говорить так, чтобы его услышали и больные в палатках. – Мы соберемся в шесть склянок и поделим оставшиеся у нас галеты, ром, табак и прочие припасы. Поровну на каждого. Даже на людей, прооперированных вчера и сегодня. Все увидят, сколько чего у нас осталось, и все получат по равной доле. Отныне каждый из вас – кроме тех, кого кормит доктор Гудсир, – будет сам определять свою дневную норму питания.
Крозье холодно посмотрел на Хикки, Ходжсона и прочих:
– Ваши люди – под надзором мистера Дево – приготовят полубаркас к походу. Вы выступите завтра на рассвете, и до той поры я не желаю вас видеть, кроме как при дележе снаряжения и продовольствия в шесть склянок.
52
Гудсир
Лагерь Спасения
15 августа 1848 г.
В течение двух дней после ампутаций, смерти мистера Диггла, переклички, обнародования планов мистера Хикки и дележа жалких остатков продовольствия врач не испытывал желания вести дневник. Он бросил замызганную тетрадь в кожаном переплете в свою походную медицинскую сумку и оставил там.
Великий Дележ (как Гудсир уже мысленно его называл) оказался делом печальным и томительно долгим, затянувшимся почти на весь арктический августовский вечер. Вскоре стало ясно, что – по крайней мере в части продовольствия – никто никому не доверяет. Казалось, всех снедала неотступная тревога, будто кто-то прячет пищу, утаивает пищу, не желает делиться с другими. Потребовались многие часы, чтобы разгрузить все лодки, выложить все припасы, обшарить все палатки, разобрать запасы мистера Диггла и мистера Уолла при участии представителей от каждого отряда людей с обоих кораблей – офицеров, мичманов, унтер-офицеров, матросов, – производя поиски и раздачу съестного под алчными взглядами остальных мужчин.
Томас Хани умер ночью после Дележа. Гудсир велел Томасу Хартнеллу поставить в известность капитана, а потом помог зашить труп плотника в спальный мешок. Два матроса отнесли его к сугробу в сотне ярдов от лагеря, где уже лежало окоченевшее тело мистера Диггла. Оставшиеся в живых снова начали проводить похороны и заупокойные службы – не по приказу капитана или принятому путем голосования решению, а просто по единодушной молчаливой договоренности.
«Не для того ли мы положили трупы в сугроб, чтобы они не испортились и сохранились в качестве будущей пищи?» – думал врач.
Он не мог ответить на собственный вопрос. Он знал одно: подробно объясняя Хикки и всем прочим собравшимся мужчинам методику расчленения человеческого тела, призванного послужить пищей (что он делал намеренно, ибо перед перекличкой обсудил с капитаном такой тактический ход), Гарри Д. С. Гудсир с ужасом обнаружил, что у него текут слюнки.
И врач знал, что он явно не одинок в такой своей реакции на мысль о свежем мясе… не важно чьем.
Лишь горстка мужчин собралась на рассвете следующего дня, понедельника 14 августа, чтобы посмотреть, как Хикки и пятнадцать его спутников покидают лагерь со своим полубаркасом, установленным на разбитых санях. Гудсир тоже пришел проводить их, предварительно удостоверившись, что мистер Хани тайно погребен в сугробе.
Он опоздал на проводы трех мужчин, выступивших из лагеря раньше. Мистер Мейл, мистер Синклер и Сэмюел Хани – не приходившийся родственником недавно скончавшемуся плотнику – еще до рассвета выступили в свой запланированный поход через остров, взяв с собой только рюкзаки, спальные мешки из шерстяных одеял, немного галет, воду и один дробовик с патронами. Они не взяли даже единственной голландской палатки, рассчитывая укрываться в вырытых в сугробах пещерах в случае, если зима застигнет их в пути. Гудсир решил, что трое мужчин, по всей вероятности, попрощались с товарищами накануне вечером, поскольку они покинули лагерь еще прежде, чем серый свет нового утра забрезжил над южным горизонтом. Мистер Кауч позже сказал доктору Гудсиру, что они направились на север, вглубь острова и прочь от берега, и планировали повернуть на северо-запад на второй или третий день путешествия.
Врач крайне удивился тому, насколько тяжело люди Хикки – в противоположность трем упомянутым мужчинам, отправившимся в путь налегке, – нагрузили свою лодку. Все обитатели лагеря, включая Мейла, Синклера и Сэмюела Хани, избавлялись от бесполезных предметов – щеток для волос, гребенок, книг, полотенец, несессеров для письменных принадлежностей, – жалких остатков цивилизованной жизни, которые они тащили с собой сто дней и теперь не желали тащить дальше, и по какой-то необъяснимой причине Хикки и его люди погрузили в свой полубаркас значительную часть этого хлама вместе с палатками, спальными мешками и продовольствием. В одной сумке у них лежали сто пять кусков черного шоколада, завернутые каждый по отдельности, – суммарная доля этих шестнадцати мужчин от тайного запаса, прибереженного мистером Дигглом и мистером Уоллом в качестве сюрприза: по семь кусков шоколада на каждого.
Лейтенант Ходжсон обменялся рукопожатием с Крозье, и еще несколько мужчин неловко попрощались со старыми товарищами, но Хикки, Мэнсон, Эйлмор и самые озлобленные из группы не произнесли ни слова. Затем боцманмат Джонсон вручил Ходжсону незаряженный дробовик с сумкой патронов и пронаблюдал за тем, как молодой лейтенант укладывает их в тяжело нагруженную лодку. С запряженными в сани с длинной лодкой двенадцатью мужчинами из шестнадцати и Мэнсоном в качестве головного упряжного, они покинули лагерь в тишине, нарушаемой лишь скрипом полозьев по гальке, потом по снегу, потом снова по камням и снова по льду и снегу. Через двадцать минут они скрылись из виду к западу от лагеря Спасения.
– Вы думаете о том, удастся ли им осуществить свои планы, доктор Гудсир? – спросил помощник капитана Эдвард Кауч, который стоял рядом с Гудсиром и обратил внимание на задумчивость последнего.
– Нет, – сказал Гудсир. Он так устал, что мог ответить только честно. – Я думал о рядовом Хизере.
– О рядовом Хизере? – переспросил Кауч. – Но мы же оставили его тело…
– Да, – сказал врач. – Труп морского пехотинца лежит под куском парусины рядом с нашим санным следом неподалеку от Речного лагеря, в двенадцати днях пути отсюда – даже меньше, если учесть, что многочисленная команда Хикки тащит всего один полубаркас.
– Господи Исусе! – прошипел Кауч.
Гудсир кивнул:
– Я просто надеюсь, что они не найдут тела вестового. Мне нравился Джон Бридженс. Он был достойным человеком и заслуживает лучшей участи, чем стать кормом для мерзавцев вроде Корнелиуса Хикки.
Во второй половине дня Гудсира вызвали на совещание, проводившееся возле четырех лодок на берегу – двух вельботов, по обыкновению перевернутых вверх днищем, и двух тендеров, по-прежнему стоявших на санях, но разгруженных, – вне пределов слышимости обитателей лагеря, занятых своими обязанностями или дремлющих в палатках. Там присутствовали капитан Крозье, старший помощник Дево, старший помощник Роберт Томас, второй помощник Кауч, боцманмат Джонсон, боцман Джон Лейн и капрал морской пехоты Пирсон, который еле держался на ногах от слабости и был вынужден прислониться к растрескавшемуся корпусу перевернутого вельбота.
