Андрей Дашков - Презумпция виновности

– Да, – ответил я, не подумав. Мой язык и моя рука все еще опережали ум. Чтоб вы знали, быстрые парни тоже иногда остаются в дураках.

– Тогда топай сюда, – приказал Судейский, мгновенно превратившись из умелого хилера в посланника грозной, безжалостной и неотвратимой силы.

– Тут какая-то ошибка! – Воодушевленный примером Мозгляка, я посмел вставить несколько словечек.

– Никакой ошибки. Иди ко мне!

– Но я никого не убил!

Теперь уже рассмеялись оба – и Судейский, и Мозгляк. Я почувствовал себя умственно отсталым ребенком, который задерживает взрослых мужчин. Ну и немного забавляет, не без этого.

Затем Посол удивительно мягко сказал:

– У тебя еще все впереди, сынок!

Я догадывался, что у меня впереди. Отшвырнул зеркало и подошел к Судейскому, ожидая дальнейших приказов. Когда я бросил взгляд в сторону паровоза, выяснилось, что кое-кому повезло еще меньше, чем мне. Растаман Тош, которого можно было узнать лишь по обгоревшим косичкам, висел на цепи, прикованный к трапу. Металлический ошейник глубоко врезался ему в горло. Ниже груди все его тело было обуглено и напоминало забытую в костре картофелину…

– Ты проиграл, толстяк, – напомнил Ангел, поворачиваясь к Мозгляку. – Значит, должен мне двоих.

Босс пожал плечиками и небрежно махнул лапкой в направлении своей изрядно поредевшей команды:

– Выбирай!

Видели бы вы эти рожи! Момент мог быть упоительным, если бы я не утратил способности вообще чем-либо наслаждаться… После боя мои бывшие попутчики валились с ног от усталости, но замерли вокруг «шахматистов», как загипнотизированные кролики. А посреди доски гордо торчал черный король. Битые белые пешки… Они выглядели жалко. Ведь никто из них не подозревал, что придется участвовать в подобной лотерее, ставкой в которой будет жизнь. Война – это нечто совсем другое; на войне они сохраняли иллюзию, будто кое-что зависит и от них. Но последняя прогулка в обществе Ангела – то же самое, что слишком длинный путь на эшафот. Даже у безмозглых идиотов и отпетых мерзавцев порой трясутся колени…

Тем временем Черный Ангел выбирал. Он выбирал долго, переводя испытующий взгляд с одного мертвенно-бледного лица на другое. И только Груша, получившая отсрочку, чувствовала себя в относительной безопасности. В эту минуту я возненавидел своего босса, который вольно или невольно стал сообщником Посла. Проклятый тупой жирняга! Он даже не сумел выиграть, играя белыми!

Я не возражал бы, если б Посол забрал самого Мозгляка. По пути я припомнил бы ему многое. Клянусь, нам не было бы скучно!..

Но как я мог забыть о наиболее утонченных инструментах пытки, применяемых в последнюю очередь? Конечно, Ангел выбрал Жасмин.

Когда он ткнул в нее белым длинным пальцем, я беззвучно застонал, сжав зубы до хруста в челюстях. Но она приняла это с удивительным безразличием. Наверное, понимала, что теперь в банде Мозгляка ее не ожидает ничего хорошего. Но неужели худшее, чем там, куда отведет нас Судейский?!

– Брось оружие! – приказал он Жасмин. – Оно тебе больше не понадобится.

А я и так остался с голыми обожженными руками. Гыдло тут же подскочило ко мне и начало расстегивать кожаный офицерский пояс с пустой кобурой. Оба предмета действительно кое-чего стоили, но, похоже, меня самого уже не принимали всерьез!

В первую секунду я опешил от такой невероятной наглости. На залитой зеленой комповской «кровью» роже Гыдла сияла счастливая улыбка. Туда, в эту улыбку, я мощно сунул свой кулак, осуществляя наконец давнее намерение и не обращая внимания на жгучую боль. Я выкрошил ублюдку несколько гнилых передних зубов и добавил красненького к уродливому портрету…

Оказалось, что приговоренным также не чужды маленькие радости. Маленькие, но настолько захватывающие, что я снова начал осознавать себя лишь тогда, когда Ангел положил мне руку на плечо и оторвал от Гыдла, которое я пинал ногами в приступе бешенства.

– Мелко, дружище Ганс, – заметил Судейский будто между прочим.

Я и сам знал, что мелко. Но как еще я мог отомстить этому поганому миру, как еще заявить о своей ненависти, когда бессмысленно умолять и орать в глухие уши?..

Ради справедливости надо сказать, что Мозгляк не поскупился и выделил нам в дорогу сухой паек и пять литров питьевой воды (наверное, мои прошлые заслуги все-таки не были забыты). Этого должно хватить на несколько дней. Я понятия не имел, сколько в действительности займет путь. Когда я набрался наглости спросить об этом у Судейского, он смерил меня насмешливым взглядом и процедил:

– Зависит от того, как быстро ты поползешь, червяк…

За выполнением приказов Мозгляка следил Бешеный Махмуд. Скорее всего он займет теперь мое место. Выбор у босса был невелик. Мне-то плевать, но более гнилого человека, чем Махмуд, я не встречал. Такой служит-служит, а потом вдруг глядишь – и прирежет, будто невзначай. Причем за сущую безделицу, за ломаный грош. По моему мнению, Свинец и то был предпочтительнее в роли адъютанта…

Нет, все-таки мои мозги устроены по-дурацки. О чем я думаю?! Какое мне дело до благополучия этого жирного скота, предавшего меня? Чтоб мне увидеть его еще один раз – превращенного в «барана» и несущего под конвоем компов свои великолепные испеченные мозги!

Но жратвой и водой он поделился.

– Вперед! – скомандовал Ангел, показав рукой на запад.

И мы с Жасмин пошли туда, куда должно было завалиться на ночь усталое солнце.

Напоследок Посол оглянулся и небрежно бросил через плечо:

– Говорят, ты хочешь попасть в Москву, толстяк? – (Абсолютно уверен, что никто не говорил ему ничего подобного!) – Напрасно теряешь время. Город закрыт Печатью. Мавзолей разрушен. Гроб спрятан в Мнимой реальности и абсолютно недоступен.

Ох как мне хотелось посмотреть в этот момент на лицо Мозгляка! Как-никак в последний раз. Но я не стал оборачиваться. Папаша учил меня: «Уходя, не оглядывайся!»

Отойдя шагов на триста, я услышал, как запыхтел паровоз, и затем раздался долгий пронзительный гудок, похожий на крик.

Прощай, «Ти-Рекс»! Прощайте, ублюдки!

Посол оказался ненавязчивым конвоиром. Почти все время он молчал и не подгонял нас. Его кобыла брела со скоростью пешехода, и мы с Жасмин без труда поспевали следом. Со стороны могло показаться, что нам предоставлена полная свобода действий. С другой стороны, куда денешься от излучателя? И куда денешься от Приговора?

Поэтому слово «свобода» звучало смехотворно. Впрочем, так же, как и выражение «женская верность». Первую пару часов я шел, раздумывая о том, почему Ангел выбрал Жасмин. Я понимал, что рано или поздно она станет орудием изощреннейшей пытки и жестокой кары. Но когда? Сохранится ли наша связь после очередного Суда? А если сохранится, то что это будет означать для нас обоих?