Алехандро Ходоровский - Альбина и мужчины-псы

Глава 2. День второй

Когда луна скрылась и вместе с рассветом сразу же настала убийственная жара, Альбина, буд­то пьяная, испачканная внизу живота спермой, преследуемая тучей москитов, принялась взывать к своей подруге. Лестница по-прежнему была убрана, а люки - задраены. Каракатица, завязавшись в узел, храпела в объятиях Амадо; тот спал с улыбкой до ушей. Бочконогий, все еще без сознания, вернул себе человеческий вид, и только морда оставалась собачьей.

- Любовь моя, ты где? Эти москиты меня пожрут! Ради бога, кинь мне лестницу!

Громкие крики разбудили Каракатицу, и на нее тут же свалился многотонный груз вины. Она нервно надела брюки на своего любовника, коротким поцелуем стерла улыбку с его лица и протянула руку к перилам, ограждавшим палубу.

- Милый мой, не рассказывай ей ничего. Не будем пробуждать в ней ревность, нам и так хватает трудностей. Обещаешь?

- Обещаю, если ты откроешь мне свое настоящее имя. Мне как-то неловко называть тебя этим рыбьим прозвищем.

Каракатица содрогнулась от озноба. Отец окрестил ее ненавистным мужским именем Исаак. Ммм... а если оставить «Иса», убрав «ак», и прибавить немного красоты? С томатно-красным лицом она пробормотала, прежде чем придвинуть Амадо поближе, чтобы он помог ей сбросить лестницу:

- У тебя итальянское имя, так вот, не удивляйся, у меня тоже. Изабелла[3].

- О, Изабелла! Стоит только произнести твое имя, и у меня сразу же встает!

- Замолчи, дурак, у Альбины отличный слух.

При виде Бочконогого с черным сгустком крови на голове и лиловым полумесяцем на больной ноге, великанша расплакалась:

- Это как сон... вот кто я такая: тело, в котором обитает чужое существо. Оно живет на поверхности меня, словно пена на гребне рассыпающейся волны. Когда я хочу углубиться в себя, дойти до светлой сердцевины, то превращаюсь в бесформенную кашу, в ничто. Мне говорят, что я становлюсь собакой... Но я думаю, что никем не становлюсь, а просто исчезаю, а на мое место приходит кто-то другой. Но самое печальное, что в этом другом больше меня, чем в пустоте... Каракатица, родная, стукни меня тоже по голове, избавь меня от этого непонятного мира, покончи с моим призрачным существованием!

- Спокойно, Альбина. Нам надо отыскать тысячелетний кактус. Если ты больна, цветок кактуса тебя излечит.

- Ха! Сколько оптимизма! Мы не можем даже приблизиться к реке! А если вдруг по счастливой случайности броненосец учует корень у ее берегов, как мы будем его выкапывать, километр за километром? Чтобы защититься от жары, эти корни должны быть на глубине двух-трех метров, под соленой коркой, твердой, как камень. А у нас даже

лопаты нет!

- Сеньора, - прервал ее шляпник - несмотря на все мое почтение к вам, я вынужден опровергнуть ваши слова. А именно: мы не только сможем достичь берегов Камаронеса, но у нас, кроме лопат, есть также кирки и заступы. Более того: каким бы сверхъестественным это ни казалось, мы выкопаем корень, даже не притронувшись к нему пальцем. Прежде всего помогите мне перенести этого несчастного получеловека на койку, подальше от солнечных лучей, а затем позвольте изложить мой план...

Лже-гринго свистнул. Рабочие замерли на месте, веря, что при малейшем движении гигантский кулак высунется из неба и размозжит им голову. Жандармы цвета хаки, опираясь на карабины, веером расположились вокруг крашеного блондина. Тот, постукивая коротким хлыстом по английским ботикам, затряс головой, выпучив глаза под накладными ресницами:

- Святой дядя Сэм, что это?

Трое кающихся в рясах с капюшонами, смиренного вида, но с огнем в глазах - один

чрезвычайно высокий, другой среднего роста, третий совсем крохотный, - несли гипсового святого, на голове которого сидел броненосец и беспокойно принюхивался к исходившему от реки смраду.

- Во имя бороды святого Петра, райского привратника, который ждет нас, несмотря на все наши грехи, не стреляйте! - возгласил маленький человечек. - Святой явился каждому из нас во сне и сказал: «Идите к реке Камаронес, найдите сеньора Эчмита и объявите, что я его избрал. Я возвышу его: от меди, земной крови, он придет к золоту, свету души. Пусть мой посланник Киркинчо ведет его, следуя вдоль корня, к священному кактусу, выросшему на том месте, где инка Атауальпа спрятал свои сокровища от алчных испанцев. Там золотые статуи и украшения...»

При слове «золото» по спине лже-гринго от жадности пробежала дрожь.

- А это правда, что ты говоришь, карлик?

- Нам троим приснился один и тот же сон в один и тот же час. При пробуждении мы увидели на голове святого Петра вот этого броненосца: он взялся неизвестно откуда. Вы разрешаете ему начать поиски?

- Ладно, пусть ищет! Но если не найдет, то вас, обманщики, ждет хорошая порка! Киркинчо принюхался и вскоре уже рыл землю у излучины реки. Амадо вонзил руки в кучку мокрого песка, отрытого зверьком, торжествующе извлек оттуда три крупицы золота (отцовское наследство) и заорал изо всех сил:

- Свершилось чудо! Наш святой заступник выполнил свое обещание и послал нам драгоценный металл. Но эти золотые пылинки - всего лишь начало. Святой Петр хочет, чтобы вы, сеньор Эчмит, после того как с помощью броненосца найдете сокровище, воздвигли в его честь храм в форме уже не каравеллы, а самого большого трансатлантического лайнера.

Фальшивый гринго ласкал и лизал крупинки и был в этот миг похож на обезьяну.

- Конечно, я обещаю, да, да, найду золото и построю ему храм, само собой! Все золото потрачу на это дело! Но где же корень? Давай, чертов Киркинчо, отыщи нам корень!

Зверек прокопал еще пару метров и обнаружил подземную часть кактуса. Она была твердой, стекловидной, покрытой прозрачными волосками, которые шевелились, как черви. У потомка индейцев от вожделения даже пропал английский акцент.

- Эй, вы, придурки, кончайте промывать этот дерьмовый песок, бросайте корыта, берите лопаты, кирки, заступы, вилки, ножи, все, что под руками, и копайте, а то на ваших задницах живого места не будет!

Мужчины, женщины, дети, карабинеры и сам лже-гринго копали на протяжении нескольких километров. За ними, неся увенчанного броненосцем святого, следовали покаянники, удобно усроившиеся на крыше кузова фургона, причем никто не заметил, что двое из них - женщины. Корень, по всей видимости, отвергал прямолинейность, образуя изгибы, восьмерки, спирали, меняя направление. К ночи было пройдено примерно десять километров, и все повалились на землю от изнеможения. Альбина печально согласилась на то, чтобы Каракатица с Амадо привязали ее к святому: крыша грузовика находилась довольно высоко, и собаки не должны были туда допрыгнуть. Они вскоре прокрались к машине, посеребренные луной, и оставались всю ночь, не отводя взгляда от пленницы, стряхивая со своих концов жемчужные капли.