Кэрри - Кинг Стивен
– Ароматизированное пиво, – сказала Сью. У Хьюби всегда продавалось настоящее бочковое пиво, и он разливал его в большие охлажденные кружки, какими пользовались еще в прошлом веке. Пока она читала и ждала Томми, ей буквально представлялась эта большая кружка холодного пива – для фигуры, конечно, сплошной вред, но отказать она себе не могла. Однако сейчас ее совсем не удивило, что ей почему-то вдруг расхотелось пить.
– Как сердечко, Хьюби? – спросила она.
– Эх, ребятишки, – произнес Келли, снимая шапку пены ножом и добавляя пива до краев. – Ничего-то вы не понимаете. Я вот сегодня утром включил электробритву, и как мне даст! Сто десять вольт, и прямо через этот чертов стимулятор. Вам, конечно же, не понять, каково это, верно?
– Пожалуй.
– Точно не понять. И не дай Бог тебе узнать, что это такое. Не известно еще, сколько выдержит такую пытку мой старый моторчик. Впрочем, гадать, наверно, не долго осталось: когда я сыграю в ящик и эти чертовы городские планировщики сделают тут автостоянку, вы все узнаете… С тебя десять центов.
Она положила монетку на мраморный прилавок и придвинула в его сторону.
– Пятьдесят миллионов вольт, и все по больному месту, – мрачно пробормотал Келли и впился взглядом в маленькую прямоугольную выпуклость на нагрудном кармане рубашки.
Сью прошла через зал и устроилась на свободном месте у столика Крис. Та выглядела чертовски хорошо: черные волосы стягивала зеленая резинка, а облегающая блузка подчеркивала твердую высокую грудь.
– Как дела, Крис?
– Как нельзя лучше, – ответила та, пожалуй, слишком уж беззаботным тоном. – Новости слышала? Меня поперли с выпускного бала. Но я думаю, этот старый хрен Грэйл потеряет работу.
Сью, конечно же, слышала об этом. Как и все остальные в Ювинской школе.
– Папочка подает на них в суд, – продолжила Крис, затем, чуть повернув голову, крикнула через плечо: – Биллииии! Иди сюда и поздоровайся с моей подругой.
Билли бросил журнал и двинулся, шаркая ногами, в их сторону: руки на поясе, большими пальцами под ремнем, ладони у ширинки, джинсы, растянутые внизу как на распорках. Сью показалось, что он вывалился из какого-то дрянного фильма, и лишь усилием воли она сдержалась, чтобы не расхохотаться, закрыв лицо руками.
– Привет, Сюзи, – поздоровался Билли. Он сел рядом с Крис, приобнял и тут же принялся поглаживать ее плечо. Лицо его хранило при этом совершенно безучастное выражение – словно он щупал кусок говядины.
– Думаю, мы все-таки попробуем прорваться на выпускной бал, – сказала Крис. – В знак протеста или что-нибудь в этом духе.
– В самом деле? – Сью была откровенно удивлена.
– Да нет, в общем-то, – ответила Крис, думая уже о чем-то другом. – Не знаю, еще не решила. – Лицо ее вдруг исказила гримаса ярости, неожиданно и без предупреждения, как появляется воронка смерча. – Все из-за этой стервы Кэрри, черт бы ее побрал! Чтоб ей сдохнуть со всеми ее набожными выходками!
– Да брось ты. Что ты так заводишься?
– Если бы вы все тоже заявили, что не пойдете на бал! Боже, Сью, почему бы тебе не послать это дело к черту? Тут бы мы их и прижали. Я никогда не считала тебя послушной пешкой.
Сью почувствовала, что краснеет.
– Не знаю, как все, а я никогда не была ничьей пешкой. С наказанием я согласилась, потому что его заслужила. Мы действительно поступили погано. Вот так.
– Чушь собачья! Эта Кэрри, дурища хренова, трезвонит направо и налево, что все, кроме нее и ее драгоценной пресвятой мамаши, отправятся в ад, а ты ее защищаешь! Надо было взять эти салфетки и запихать ей в глотку, черт побери!
– Ну-ну… Ладно, Крис. Пока. – Сью резко встала и вышла из-за столика.
На этот раз покраснела Крис: кровь прилила к лицу так стремительно, словно ее внутреннее солнце вдруг заслонило красное облако.
– Тоже мне, Орлеанская Дева! Я помню, ты участвовала в этом, как и все мы!
– Да, – произнесла Сью дрожащими губами. – Только я остановилась.
– Ты только подумай, а? – с деланным удивлением воскликнула Крис. – Ну прямо святая! Забери свое пиво! А то я ненароком дотронусь и превращусь в золотую статую.
Сью повернулась к ней спиной и, чуть не споткнувшись, выбежала на улицу. Ей было очень плохо, настолько плохо, что ни слезы, ни злость не могли этого выразить. Она всегда умела ладить с другими и поссорилась с кем-то, пожалуй, в первый раз с тех пор, как они перестали дергать друг друга за косы. Впервые в жизни она поступила из Принципа.
И конечно же, Крис ударила ее в самое больное место: она действительно лицемерила, чего уж там. Укрытый глубоко-глубоко, в душе жил ненавистный точный ответ: то, что она покорно приняла наказание и каждый день ходила в спортивный зал, где под присмотром мисс Дежардин они целый час потели, выполняя упражнения и бегая кругами, не имело ничего общего с благородством. Просто ей любой ценой нужно было попасть на свой выпускной бал. Любой ценой.
Томми еще не появился. Внутри у Сью словно свернулся тугой узел, и она направилась обратно к школе. Сью, славная Мисс Женский Клуб, Сюзи-Картинка, Примерная Девочка, которая делает Это только с мальчиком, за которого собирается выйти замуж – разумеется, с соответствующей публикацией и фотографиями в местном воскресном приложении. Двое ребятишек. Которых нужно будет драть, чтобы света белого невзвидели, если они проявят хотя бы какие-то признаки честности, – если будут ссориться, драться или откажутся улыбаться каждому, кто этого ожидает.
Выпускной бал. Голубое платье. Букетик на корсаж, что пролежал с полудня в холодильнике. Томми в белом смокинге, камербанде, черных брюках и черных ботинках. Родители, щелкающие в гостиных своими «Кодаками» и «Полароидами». Креповые украшения, маскирующие голые стены и потолочные балки спортивного зала. Две группы: одна играет рок, другая – медленную музыку. Лишние тут не нужны. Всякие там Крис и прочие, держитесь подальше. Только для будущих членов загородного клуба, будущих жителей Чистого Американского Городка.
Наконец прорвались слезы, и она бросилась бегом.
Из книги «Взорванная тень» (стр. 60):
Приведенный ниже отрывок взят из письма Кристины Харгенсен Донне Келлог. Донна Келлог переехала из Чемберлена в Провиденс, штат Род-Айленд, осенью 1978 года. Очевидно, она была одной из близких подруг Крис Харгенсен, которой та особенно доверяла. Письмо отправлено 17 мая 1979 года.
«Короче, меня выперли с выпускного бала, а папочка сдрейфил и решил не подавать на них в суд. Но им это так не пройдет. Я еще не знаю, что сделаю, но, клянусь, я им всем, сукиным детям, такой сюрприз приготовлю…»
Семнадцатое. Семнадцатое мая. Кэрри натянула длинную белую ночную рубашку и вычеркнула день на календаре. Каждый уходящий день она вычеркивала жирным черным фломастером, хотя сама понимала, что это свидетельствует о довольно паршивом отношении к жизни. Впрочем, ей было все равно. Беспокоило ее лишь то, что завтра мама заставит снова идти в школу и ей снова предстоит встретиться с Ними.
Она села в маленькое кресло-качалку у окна – кресло, купленное на свои собственные деньги, – и закрыла глаза, стараясь избавиться от мыслей о Них и от всех других беспорядочных, ненужных мыслей – будто подметаешь пол: поднимаешь краешек подсознания, словно ковер, и заметаешь туда весь мусор. Все. Готово.
Кэрри открыла глаза и посмотрела на щетку для волос, лежавшую на комоде.
Раз!
Щетка поднялась над комодом… Тяжело. Будто пытаешься слабыми руками поднять штангу. У-у-у-у…
Щетка скользнула к краю, проползла за точку, где она уже должна была упасть, и осталась висеть, чуть подрагивая, словно на невидимой нити. Глаза Кэрри превратились в узенькие щелочки. На висках забились вены. Врачей наверняка очень заинтересовало бы, что в этот момент происходит в ее организме: логики на первый взгляд тут нет никакой. Дыхание упало до шестнадцати вздохов в минуту. Давление поднялось: 190 на 100. Пульс 140 – больше, чем у астронавтов при стартовой перегрузке. Температура понизилась до 94,3 градуса[2]. Организм пережигал энергию, которая взялась ниоткуда и уходила в никуда. Электроэнцефалограмма показала бы, что альфа-ритм уже не волна, а огромные зазубренные пики…
