Валерий Моисеев - Ворон (СИ)

Но когда Иваныч разглядел, что вторым номером с Шершавым — директор, радость его сразу же поутихла.

— Юрий Петрович? — испуганно протянул он. — Вы не подумайте ничего такого!

— Не переживай, он не успеет ничего подумать! — нетерпеливо перебил его Шершавый, засовывая пистолет за пояс джинсов. — Иваныч, дай мне веревку.

— Откуда у электрика веревка? Могу дать кабель. А тебе на что? — поинтересовался тот.

— Дай такой, чтобы выдержал его вес! — Шершавый небрежно кивнул в сторону Юрия Петровича стоявшего с поджатыми трясущимися губами с видом оскорбленной добродетели. — Ты сколько весишь, упырь?

Изумленный Иваныч по-бабьи ладошкой прикрыл рот и скорбно закивал головой.

— Сейчас сделаем! У меня словно специально для вас, Юрий Петрович, есть трехжильный медный кабель. Для такого хорошего человека как вы ничего не жалко! — со слезой в голосе заверил он директора.

Повернувшись к железному стеллажу, заваленному всякой электромонтажной рухлядью, он достал оттуда аккуратно свернутую бухту черного провода, толщиной с два карандаша.

— И цвет очень подходящий к случаю, — пробормотал Иваныч, начиная отматывать провод. — Виталь, сколько метров надо-то? Ты скажи, когда хватит.

— Все хорош! — остановил его Шершавый.

— Бери еще, мне на хорошее дело не жалко! — расщедрился электрик. — На таком конце даже собаку не повесишь, не то, что человека. А тут — такой матерый человечище! Может салидолу дать для смазки, чтобы петелька нежно затянулась, и шейку Юрий Петровичу не натерла?

К концу этого разговора директор Химзавода уже начал сползать по стене. При этом глаза его закатились, а рот безвольно приоткрылся.

— Иваныч, ну что ты натворил? — пробормотал Шершавый, надавав сомлевшему от ужаса директору бодрящих пощечин. — Кто тебе сказал, что я его собираюсь жизни лишать? Так, только, попугать немного! А если он сейчас окочурится?

— Тьфу ты! А я уж было обрадовался, что допрыгался, наконец, наш уважаемый директор! — разочарованно протянул Иваныч. — Опять же повод, какой душевный — выпить за упокой дорогого начальства.

— Спасибо и прощай, раб электрической лампы! — усмехнулся Шершавый, придерживая за шиворот Юрия Петровича и направляясь к выходу их мастерской.

— Погоди, погоди! А выпить на посошок? — возмутился Иваныч.

— Как-нибудь в другой раз, — пообещал Шершавый.

— Э, другой раз будет нескоро! — проворчал электрик, наливая в стакан спирт и провожая взглядом нечаянных гостей. — За такие художества тебя, брат, не на один год закроют. Ну, твое здоровье, Виталик, то есть — Шершавый!

Иваныч, словно в воду глядел. Не успел Шершавый выйти из мастерской электрика, как раздался зычный окрик:

— Стоять, оружие на землю! В противном случае открываем огонь на поражение!

— Ты что, командир, с дуба рухнул? — искренне возмутился Шершавый, неодобрительно оглядывая крепкого белобрысого парня, который держал его на мушке. — А если бы я с перепугу нажал на курок и застрелил директора?

— Он мне ни сват, ни брат, так что — валяй! — разрешил белобрысый. — Только я бы на твоем месте не стал этого делать, а оглянулся назад.

Шершавый последовал доброму совету и обнаружил, что метрах в десяти от него рассредоточилась группа спецназовцев, вооруженных автоматами.

— Юрий Петрович не даст мне соврать, но одного удачного выстрела будет вполне достаточно, чтобы превратить всех нас в пригоревший шашлык, — расхохотался Шершавый своим жутким беззубым ртом. — Скажи, директор!

— Он прав, — с достоинством, скупо обронил Юрий Петрович.

Неожиданно прозвучавший выстрел поверг всех в ступор. Но взрыва не последовало.

Шершавый, отброшенный автоматной пулей, лежал возле стены и кашлял кровью.

— А, ну брось пистолет, живо! — скомандовал Алекс, приблизившись вплотную к раненному и продолжая держать его под прицелом.

Тот рассмеялся и болезненно поморщился:

— Командир, зачем тебе безобидная пневматика, стреляющая шариками?

Выронив пистолет из слабеющей руки, Шершавый дернулся и затих.

— Умер! — сказал Алекс, пощупав пульс, после чего внимательно осмотрел пистолет, лежащий на полу. — Действительно пневматика! Ну, и какой дебил пристрелил безоружного? Он же шел на контакт и уболтать его — это был лишь вопрос времени!

— Пристрелить безоружного, обиженного жизнью уродца, у которого из-за всех обрушившихся на него несчастий поехала крыша — это господа полицейские просто отвратительно! — разразился гневной тирадой Юрий Петрович, голос которого крепчал, по мере осознания того факта, что ему более ничто не угрожает. — Несмотря на то, что вас предупредили о недопустимости применения оружия на территории цеха, вы затеяли стрельбу! Тем самым поставив под угрозу жизни тысяч горожан! Я буду ходатайствовать перед вашим руководством о проведении тщательного расследования этого возмутительного факта и примерном наказании виновных! По моему глубокому убеждению — таким безответственным людям не место в полиции!

— 14 —

Борис не любил, когда его называли — Боря. Он сразу набрасывался на обидчика с кулаками, не думая о последствиях. Иногда доставалось его спарринг-партнеру, иногда в глухом нокауте оказывался он сам. Но чаще поколачивали его.

Борис был бомжем. Чувство собственного достоинства было единственным, что у него осталось. Именно поэтому он требовал к себе уважительного отношения.

Даже участковый полицейский называл его полным именем.

— Доброе утро, Борис! Как бизнес? — обычно приветствовал он бомжа, во время обхода подведомственной территории.

Руки он ему, понятное дело, не подавал, опасаясь набраться маленьких шустрых питомцев, квартировавших на Борисе.

Бизнес, о котором шла речь, заключался в сборе макулатуры по окрестным помойкам и сдачи ее в утильсырье. Это позволяло Борису сводить концы с концами, и если бы не его пагубное пристрастие к крепким аптечным настойкам, он мог бы процветать.

— Конкуренты совсем обнаглели, товарищ капитан! — отвечал Борис, степенно оглаживая окладистую, старообрядческую бороду. — У нынешнего поколения нет ни малейшего понятия об основах профессиональной этики! Эти низкие люди лезут на мою исконную территорию и обворовывают мои помойки. Причем, что показательно, тащат не что попало, а снимают самые пенки — картонные коробки!

— Гони беспредельщиков прочь! — строго грозил указательным пальцем участковый. — Ты, Борис, на моей земле самый старший над всеми бомжами! И отвечаешь за порядок среди этой публики. Если они что накуролесят, я с тебя спрошу! А если пришлые совсем обнаглеют, дай мне знать!