Колин Уилсон - Бог лабиринта

Мы закончили обед к девяти часам вечера, и я сказал:

– Вы очень гостеприимны и добры, но мне действительно пора подумать об отъезде…

Он поставил на поднос грязные тарелки и, как бы между прочим, заметил:

– Разве вы не познакомитесь с рукописями Донелли?

Я с трудом поверил в услышанное.

– Рукописи Донелли?

– Ведь именно ради них вы меня навестили, не так ли?

– У вас есть рукописи Эсмонда Донелли?!

Он кивнул головой и унес поднос с посудой. Когда он вернулся, то вытащил из кармана ключ и открыл зеленый сейф, стоящий в углу комнаты. Он предупредил:

– Конечно же, эти рукописи не подлежат публикации.

В верхней части сейфа находился деревянный ящик, а внизу лежало множество пожелтевших от времени конвертов. Он взял один из них и протянул мне. Почерк был четкий, некоторые слова сокращены, но их легко можно было прочитать:

Фалмаут, 6 марта 1787 года

По оконному стеклу медленно сползают капли дождя, западный ветерок волнует нежной рябью водную гладь, комната заполнена аппетитными запахами готовящейся еды, у входа в пивнушку расположились зевающие моряки. Бекфорд отправился в горы на поиски своей возлюбленной, оставив меня здесь в одиночестве. В полусне я лениво слежу за прекрасными фигурками двух девушек, бредущих по берегу моря. Одеты они с провинциальной грацией. Ах, эти нежные славные создания! Кто смог бы оспаривать утверждение Зосимуса Панополитанского, что женщины происходят совершенно из другой субстанции, чем мужчины, они – таинственные пришельцы какой-то неведомой звезды и остались здесь, на земле, в нашем мужском мире, как воплощение наших грез и мечтаний. Разве не заключена в них высшая тайна мироздания и не олицетворяют ли они гармонию в нашем несовершенном мире?

Годвин утверждал, что блаженный епископ Камбре представляет собой гораздо большую ценность, чем его горничная, но я не променял бы прелестную плутовку, которая прошлой ночью разделила со мной ложе, и на десяток епископов. Обворожительная красотка по имени Клара прислуживала нам за ужином, и Бекфорд – она была не в его вкусе – заявил, что сзади она похожа на мальчишку. Я заметил, что ягодицы у нее слишком изящны для мальчика и, в конце концов, если судить по ее маленьким грудям, которые я мельком увидел в разрезе ее платья, когда она наклонилась над столом, чтобы полить растопленным маслом омара, то она просто красавица. Когда она подошла поближе, я ей шепнул, что дам ей крону за один лишь поцелуй, она застенчиво улыбнулась, лицо у нее залилось нежным румянцем. Пока Бекфорд не заговорил о ней, я не обращал на нее особого внимания, но теперь все мое существо было сосредоточено на ней, и маленький божок любовного томления вошел в мою грудь и заставил мое сердце забиться сильней. Всякий раз, когда она входила в комнату, я пожирал ее жадными глазами, и мне показалось, что я готов предложить ей руку и сердце, чтобы поближе познакомиться с ее сокровенными прелестями, скрытыми от посторонних глаз. Должен признаться, я менее любвеобилен, чем Бекфорд, но у меня ненасытное любопытство Пандоры, для удовлетворения которого я способен забыть провсе предосторожности. Когда Клара вновь приблизилась ко мне, чтобы наполнить мой опустевший бокал, я нежно провел рукой по ее гибкому стану и слегка задержал руку на ее бедре. Я решил, что если она воспротивится моим ласкам, я не буду добиваться большего. Но она продолжала стоять спокойно, как ни в чем не бывало, подобно хорошо объезженной кобылке. Вошел хозяин, принесший еще глинтвейна, и я снял руку с ее бедра. Больше мне не предоставилось возможности прикоснуться к ней во время ужина, но когда я выходил из столовой, я вложил гинею ей в руку и прошептал:

– Это тебе, дорогая. Тебя ожидают еще пять гиней, если ты придешь ко мне, когда все заснут. Она промолчала, скромно опустив глаза долу, но деньги взяла. Бекфорд потом сказал мне, что она замужем за рыбаком и что я, вероятно, понапрасну выбросил деньги на ветер. Я ответил, что деньги, отданные хорошенькой девушке, никогда не потрачены даром, если она добродетельна – они принесены в дар на алтарь Афродиты, которая в свое время обязательно отблагодарит принесшего дар по достоинству.

На этот раз Бекфорд ошибся, и моя нимфа скользнула ко мне в постель в три часа утра, когда я уже оставил все надежды, и щедро вознаградила меня за долгое ожидание. Я шепотом осведомился, где же ее муж, и она ответила, что он ушел в море с бригадой рыбаков. На ней была грубая ночная рубашка, которую я нетерпеливо задрал ей до шеи, нашептывая ей нежные слова, и начал покрывать все ее тело страстными поцелуями. Я ненавижу мужчин, лишающих девушку чести и считающих, что получили право обращаться с ней грубо. Добавлю, что красавица оказалась настоящей рожденной из пены Афродитой, и вполне заслуживала достойного богини поклонения. Я начал ласкать ее ушки кончиком языка и нежньми словами, потом мое красноречие перешло на ее груди и проникло в шелковый храм между ее ног. К этому времени ее ягодицы нетерпеливо задвигались в сильном возбуждении, поэтому я переместил язык на подобающее ему место к ней в рот и вошел в нее как можно осторожнее и нежнее. Мы любили друг друга спокойно и нежно, едва качая матрас, когда ее колени вдруг обхватили меня, и она вся содрогнулась, подобно серебряному взрыву яркого метеорита в звездном небе. Я долго продолжал лежать в ней, целуя ее в губы, будто старался как можно дольше продлить эти чудесные мгновения, с трудом веря, что эта белоснежная богиня – та самая Клара, которая заливала подливкой мой ростбиф, мельком обнажая розовые соски молодых грудей, которые выглядели такими свежими и нетронутыми. Хотя ее ягодицы, которые были слишком изящными для мальчишки, успокоились, мой жеребец нетерпеливо дрожал внутри нее, будто никак не мог поверить, что обрел такую чудесную конюшню. Я решил подольше побыть в ней неподвижно и посмотреть, сколько я смогу еще сдержать извержение своей звездной жидкости, но она вмешалась в мои замыслы, просунув ручку между нашими телами и начав поглаживать моего жеребца кончиками нежных пальцев. Жеребец встрепенулся, и земля оросилась дождем. Мы продолжали неистово любить друг друга до самого рассвета, а когда она меня, покинула, я остался лежать в постели, размышляя над нашим спором с Бекфордом, который мы вчера вели в экипаже. Я оспаривал его утверждение, что греческая манера любви более духовная и экзальтированная, чем обычная любовь между мужчиной и женщиной. В своем счастливом упоении я мог только пожелать Бекфорду провести такую же ночь с Кларой, чтобы он убедился на собственном опыте, что такое блаженство недостижимо между здоровыми, волосатыми мужчинами, которые похотливо сражаются на рыцарских турнирах пиками плоти.