Джим Батчер - Маленькая услуга

— Мы так не договаривались, — рявкнул я. — Наша сделка предусматривает, что вы не должны принуждать меня и что я могу выбирать, какое поручение выполнять.

Губы цвета мороженых ягод приподнялись в беззвучном рыке, мир превратился в занавес белого мучения, которое сосредоточилось в моих глазах. Никогда я не чувствовал такой боли. Я упал, но мне не хватило удачи удариться головой и потерять сознание. Я не мог двигаться. Я не мог дышать. Я не мог кричать.

Потом что-то холодное оказалось около меня. И что-то очень мягкое и ледяное коснулось моего уха. Я почувствовал нечто очень далекое от боли. Губы. Губы Мэб. Королева Воздуха и Тьмы цепочкой нежных поцелуев спустилась вниз по краю моего уха, взяла мочку в рот и очень мягко потянула.

В другом ухе я услышал голос Грималкина, говорящий низким напряженным голодным шепотом.

— Смертный скот. Знай, и в прошлом, и в будущем я — Мэб, и я соблюдаю условия своих сделок. Попробуй еще раз подвергнуть сомнению мои обещания, примат, и я полностью заморожу воду в твоих глазах.

Боль уменьшилась до просто мучительной, и я сжал зубы, чтобы удержать крик. Но теперь я снова мог двигаться. Я отшатнулся от нее и пополз, пока моя спина не уперлась в стену. Тогда я закрыл глаза руками и почувствовал укол замороженных ресниц.

Я сидел так в течение минуты, изо всех сил пытаясь справиться с болью, и видел цвета, постепенно меняющиеся от белого к глубокой красноте, а затем к черному. Я открыл глаза и попытался сфокусировать взгляд. Почувствовав влагу на лице, я коснулся ее пальцем. Это были слезы с кровью.

— Я не принуждала тебя, не посылала никаких моих агентов, чтобы заставить тебя, — продолжала Мэб, как будто в беседе не было никакого перерыва. — Тем не менее, если ты хочешь выжить, ты будешь служить мне. Я уверяю тебя, что агенты Лета не будут знать отдыха, пока ты не умрешь.

Я уставился на нее, все еще полуоглушенный от боли и еще раз серьезно напуганный.

— Это еще один пунктик соглашения между вами и Титанией?

— Когда один Двор движется, другой по необходимости движется с ним, — ответила Мэб.

— Титания хочет мертвого Марконе? — прокаркал я.

— Откажись, — ответила она, — и ее эмиссары продолжат искать твоей смерти. Только найдя Барона и сохранив ему жизнь, ты сохранишь свою собственную. — Она сделала паузу. — Если …

— Если?

— Если ты не согласишься поднять мантию Зимнего Рыцаря, — сказала Мэб, улыбаясь, — если ты это сделаешь, я буду вынуждена выбрать другого эмиссара, и ты не будешь в этом замешан. — Ее веки томно опустились, и суррогатный голос стал текучим и чувственным, в нем послышалась нежность. — Как мой Рыцарь, ты познаешь власть и удовольствие, какие довелось познать немногим смертным.

Зимний Рыцарь. Смертный защитник Зимнего Двора. Насколько мне известно, предыдущий парень, делавший эту работу, все еще висел распятый на замерзшем дереве среди ледяных глыб. Его мучили почти до смерти, а затем исцеляли, чтобы начать процесс снова. Где-то в одном из этих циклов он сошел с ума. Он был не самым хорошим человеком, когда я его знал, но никому не приходилось страдать так, как ему.

— Нет, — ответил я. — Не хочу закончить как Ллойд Слэйт.

— Он страдает из-за тебя, — сказала она. — Он будет жить до тех пор, пока ты не примешь мантию. Прими мое предложение, дитя-чародей. Отпусти его. Сохрани свою жизнь. Вкус власти не похож ни на что из известного тебе. — Ее глаза, казалось, все увеличивались, становясь почти светящимися, и ее не-голос был наркотиком, обещанием. — Я многому могу научить тебя.

Разумный человек сразу бы отказался.

У меня не всегда получалось таким быть.

Штука была в том, что есть часть меня, которая не слишком хороша. Есть часть меня, которая вырывается, чтобы нанести удары моим врагам, которая устала от незаслуженных оскорблений. Есть в моей голове тихий голос, который иногда хочет послать к черту правила, прекратить пытаться быть ответственным, и просто взять то, что хочется.

У меня было оправдание, если хотите. Я мог бы сказать, что уже с шести лет я был сиротой. Я мог бы сказать, что приёмный отец, который меня воспитывал, подвергал меня моральным и физическим издевательствам чаще, чем можно сосчитать. Я мог бы сказать, что меня несправедливо подозревали всю мою сознательную жизнь в Белом Совете, принципы и идеалы которого я защищал изо всех сил. Или, возможно, я мог бы сказать, что я слишком часто видел, как хорошим людям причиняли боль. Или то, что моим колдовским Зрением я видел много омерзительных вещей. Я мог бы сказать, что меня самого неоднократно ловили и оскорбляли существа ночи, и что я никогда по-настоящему не мог одержать над ними победу. Я мог бы сказать, что я уже сто лет не трахался. И все это было бы правдой.

С минуту я задавался вопросом, на что это было бы похоже, если бы я принял предложение Мэб? Жизнь среди Сидхе была бы… насыщенной. В любом смысле, который может вообразить смертный. На что это походило — жить в особняке? Черт, вероятно, в большом особняке, даже в чертовом замке. Деньги. Горячий душ каждый день. Каждый прием пищи — банкет. Я мог бы позволить себе любую одежду, любую машину. Я мог бы отправиться в путешествие, увидеть места, которые я всегда хотел увидеть. Гавайи. Италия. Австралия. Я мог бы научиться ходить под парусом.

Женщины, о, да! Горячие и хладнокровные девочки. Жестоко-красивые, чувственные существа, все, как одна, передо мной. У Зимнего Рыцаря были статус и власть, а это больший афродизиак, чем фейри для нас, смертных.

У меня могло бы быть … почти все, что угодно.

Платой за все это была бы моя душа.

О нет, я не говорю ни о чем волшебном или метафизическом. Я говорю о ядре моей личности, о том, что делает Гарри Дрездена самим собой. Если я потеряю эту сущность, ту сущность, которая является мной, что тогда от меня останется?

Только куча физических процессов. И сожаление.

Я знал это. Но все равно, я все еще чувствовал прохладные губы Мэб на своем ухе. Они посылали медленную, приятную дрожь по всему моему телу, когда я дышал. И этого было достаточно, чтобы заставить меня колебаться.

— Нет, Мэб, — сказал я наконец. — Я не хочу такую работу.

Она изучила мое лицо спокойным тяжелым взглядом.

— Лжец, — ровно сказала она. — Ты хочешь. Я это вижу.

Я сжал зубы.

— Та часть меня, которая хочет этого, не имеет права голоса, — сказал я. — Я не собираюсь устраиваться на работу. Точка.

Она склонила голову и уставилась на меня.

— Однажды, чародей, ты будешь стоять на коленях у моих ног и просить, чтобы я даровала тебе мантию.

— Но не сегодня.