Стивен Кинг - Н.

— Жизнь моя превратится в кошмар, — произнес я вслух. — Я никогда больше не смогу смотреть на мир по-старому.

Простая, казалось бы, задача стала вдруг неразрешимой. Иногда нас незаметно заносит в края, где выбор перестает казаться простым, а последствия принятия ошибочного решения грозят катастрофой. Возникает угроза жизни — или психическому здоровью.

А может, и не было никакой свободы выбора? Может, свобода — лишь видимость?

Отбросив эти мысли в сторону, я протиснулся за один из столбиков, на которых висела цепь. И пациенты, и коллеги (последние, надеюсь, в шутку) называли меня колдуном. Никакого желания поддерживать такую репутацию у меня нет. Вот смотрю на себя в зеркало, пока бреюсь, и думаю: перед тобой человек, которым в ответственнейший момент жизни руководил не собственный разум, а бред умершего пациента.

Поперек дороги не лежало никаких деревьев, я лишь заметил несколько берез и сосен в канаве у дороги. Может, то был валежник этого года, может, прошлого или позапрошлого — я ведь не лесник, как я могу разбираться в таких вопросах? Деревья упали, и их оттащили в сторону.

Я добрался до холма; ближе к вершине лес расступался, открывая обширное пространство, заполненное знойным летним небом. Я словно побрел по сознанию Н. На полпути к вершине остановился. Не затем, чтобы перевести дыхание, а чтобы спросить себя еще раз — в последний раз! — действительно ли я хочу идти дальше. Постоял и пошел вперед. Лучше бы я повернул назад…

Поле было на месте. Вид, открывшийся на запад, завораживал, как Н. и описывал; у меня аж дыхание перехватило. Даже при том, что ярко-желтое солнце пригревало высоко в небе, а не сидело красным шаром не горизонте. И камни стояли на месте, метрах в сорока вниз по склону. Согласен, можно нафантазировать, что они расположены по некой окружности; однако в них нет ничего похожего на круг Стоунхенджа. Я пересчитал камни. Как Н. и говорил, их было восемь. Правда, еще он говорил — семь…

Хотя трава внутри группы камней и выглядела слегка пожухлой и желтоватой по сравнению с высокой, по пояс зеленью на остальном поле, назвать ее мертвой было нельзя. Я заметил, что подножие холма теряется и переходит в бесконечный смешанный лес, где уживаются и дуб, и ель, и береза.

Подойдя ближе, обратил внимание на небольшие скопления кустов сумаха. Их я бы тоже не назвал засохшими, хотя листья действительно были не зелеными с красноватыми прожилками, а черными и какими-то бесформенными. Как-то не так выглядели контуры кустов; на них стало трудно смотреть. Глаз ждет упорядоченных форм, а эти… оскорбляли глаз. Не знаю, как лучше объяснить.

Метрах в десяти от места, где я стоял, в кустах что-то белело. Подойдя ближе, заметил конверт и понял: это Н. оставил мне. Если не в день самоубийства, то незадолго до. Душа ухнула в пятки. Нахлынуло ясное осознание того, что, решив прийти сюда (грешил ли я на самом деле?), я совершил ошибку. И еще, что я был запрограммирован на эту ошибку изначально — ведь меня долгие годы учили верить не инстинктам, а разуму.

Чушь. Я ведь понимаю, что это бредовые мысли.

Конечно (и в этом весь смысл!), Н. тоже все это знал, однако продолжал обманывать себя.

Наверняка даже в тот момент, когда пересчитывал полотенца, готовясь к…

Пересчитывал, чтобы убедиться: их — четное количество.

Вот черт. Сознание иногда выкидывает такие номера… У теней появляются лица.

Конверт лежал в прозрачном полиэтиленовом пакете, чтобы не намок. Прямо на конверте виднелись ясные и четкие буквы: «ДОКТОРУ ДЖОНУ БОНСАНУ».

Я достал конверт из пакета, затем взглянул на камни на склоне. Все так же восемь. Естественно! Правда, не было слышно ни птиц, ни насекомых. День затаил дыхание. Тени застыли неподвижно. Теперь я знаю, что имел в виду Н., говоря о путешествии во времени.

В конверте что-то лежало. Оно скользило взад-вперед. Мои пальцы поняли, что это такое. Я разорвал конверт, и он упал мне на ладонь. Ключ.

И записка. Всего два слова. Извините, док. Его подпись, конечно. Только имя. Всего три слова. Нехорошее число. Если верить самому Н.

Положив ключ в карман, стоял и смотрел на кусты. Нет, что-то они совсем не похожи на кусты сумаха — черные листья, ветви перекручены, они так похожи на руны, или буквы…

Но не КТХУН же!

…понятно, пора уходить. Хватит с меня. С кустами что-то произошло, что-то их искорежило. Некий катаклизм в природе привел к отравлению почвы, ну так мне-то какое дело? Кусты — это вообще ерунда, главную роль здесь играют камни. Их восемь. Ты провел эксперимент и обнаружил, что мир таков, каким ты и хотел его увидеть, каким ты его знал и каким он всегда был. На поле слишком тихо? Оно тебя угнетает? А чего ты хотел после всех россказней Н. об этом месте? Они, да еще мысли о его самоубийстве давят на твой разум. А теперь вернись в нормальную жизнь; плевать на тишину, на ощущение (оно лишь в твоем воображении; висит, словно грозовая туча) того, что в тишине что-то затаилось. Возвращайся в нормальную жизнь, доктор Б.

Возвращайся, пока можешь.

Я вернулся к дороге. Высокая зеленая трава шипела по джинсовой ткани низким, кашляющим Голосом. Солнце палило в шею и плечи.

Меня одолевало желание обернуться. Сильное желание. И, наконец, одолело.

Повернувшись, я увидел семь камней. Не восемь, а семь. Я их дважды пересчитал, чтобы убедиться. И в каменном круге действительно сгущалась тьма, словно туча скрыла солнце. Маленькая такая тучка, такая, что тени хватило только на это место. Нет, на солнечную тень это совсем не походило. А походило на вполне определенную тьму, и она двигалась над желтой, тусклой травой, кружась сама собой и вытягиваясь в сторону бреши, где — я уверен (почти уверен, в том-то и беда…) — раньше, когда я только пришел, стоял восьмой камень.

В голове пронеслось: «У меня нет фотоаппарата, чтобы вернуть камень на место».

И еще пронеслось: «Надо что-то сделать, пока я еще могу убедить себя, что ничего не произошло».

Хорошо это или плохо, судьбы мира волновали меня гораздо меньше, чем утрата связи с реальностью, чем утрата веры в реальный мир. Я ни секунды не сомневался, что видения Н. — полный бред, пока не увидел эту тьму…

Я не мог допустить, чтобы она закрепилась в моем сознании. Чтобы даже коснулась его.

Ключ от поля лежал в конверте, а конверт — надежно припрятан в кармане брюк; полиэтиленовый пакет я все еще сжимал в руке. Не задумываясь, я поднял пакет и посмотрел на камни сквозь него.

Выглядели они кривовато и размыто, даже когда я распрямил пакет, потянув края пальцами. Зато достаточно четко, чтобы я понял — камней восемь, восемь, а не семь, и тьма…