Адская пасть - Джайлс Кристиан
Годфри наклоняется и хватает Галиена за предплечье.
— Что мы здесь делаем, Галиен? — бормочет он, едва фокусируя взгляд.
Галиен хмурится. Он не может вспомнить.
— Пей, старый хрыч, — рычит Ранульф, с силой стукая своим кубком о кубок Годфри так, что эль выплёскивается на стол. Годфри ухмыляется и пьёт.
— Галиен, — Галиен поворачивается, и видит перед собой обнажённого священника. — У нас мало времени, — говорит тот. Две женщины, раздевшие священника, пытаются оттащить его от Галиена. Они одолевают священника, осыпая поцелуями. Скользят языками по его рукам и груди. Ласкают его.
— У нас всё время мира, священник, — говорит Галиен с улыбкой. И пьёт.
— Послушай, Галиен, — говорит священник, пока женщины, обезумевшие от похоти, тащат его на пол, одна из них закидывает ногу ему на грудь, оседлав его, трётся об него. — Мод, — говорит священник, широко раскрыв глаза. — Когда ей было десять лет, её мать осудили за колдовство. Говорили, что и девочка вступила в сговор с Дьяволом. — Он морщится, и Галиену не понять, от удовольствия или боли. — Их вместе бросили в яму.
Что-то шевелится в памяти Галиена, как угорь под поверхностью пруда. Воспоминание. Проливной дождь. Толпа. Солдаты и церковники. Женщина и девочка. Его собственные руки на женщине. Толкающие её вперёд. Девочка с ужасом в зелёных глазах. Те же глаза, что у женщины, сидящей сейчас рядом с ним.
«Ты ведь помнишь, Галиен?» — её голос в его голове, кружащийся вместе с вином.
Как он мог забыть? И всё же. Он сам тогда был почти мальчишкой. Первый меч на поясе. А с тех пор было столько крови. Столько смертей.
— Галиен, послушай меня, — говорит священник. Женщина, трущаяся об него, извивается в экстазе, а другая осыпает поцелуями его шею. — Они бросили ведьму и её дочь в яму. Через два дня девочку видели в деревне. Она выбралась. Как-то сумела выбраться. — Его глаза закатываются. Он вздрагивает. Делает вдох. Замирает. — Так не должно было случиться, Галиен. С тех пор... мор. Страдания. Грех. — Его глаза закрываются.
Галиен хватает его за шею.
— О чём ты говоришь, священник? — Что-то поднимается в Галиене, горячее и неодолимое. Жар воспоминаний. Девочка тянется к матери. Обе падают. Вниз, во тьму. Рёв толпы, подобный яростному морю, бьющемуся о скалы.
— Ты должен вернуть её ему, — говорит священник. — Это единственный выход.
Священник запрокидывает голову, и Галиен отпускает его, отшатываясь. И видит, что женщина не целует священника — она пожирает его. С её подбородка стекает кровь. Обнажённое тело церковника растерзано.
Галиен отшатывается, его рука падает на блюдо с едой, где вместо жареной оленины — груда поблёскивающих внутренностей. В его винном кубке копошатся черви. Большое серебряное блюдо, откуда прежде поднимался пар похлёбки, теперь полно извивающихся змей. Галиен вскакивает из-за стола, пятится, оглядывается и видит, что Можер держит не кусок мяса, а свою собственную левую руку, которую пожирает как умирающий от голода, отрывая плоть от кости зубами, ухмыляясь от восторга. Ранульф пьёт не эль, а кровь, заливая ею горло, бороду и грудь. Хохочет от наслаждения.
Открой глаза, Галиен. Голос Мод гремит в его голове. Он озирается, охваченный ужасом. Страх сжимает сердце. Его вот-вот вырвет.
Фульшар всё ещё на табурете, голова запрокинута, глаза выпучены, зубы стиснуты, пока женщина на коленях перед ним терзает зубами его плоть, и бёдра Фульшара заливает кровью. А вот Рейнальд, совокупляющийся с козой, словно ему обещано вечное блаженство.
Галиен хватает свой длинный меч и рассекает отблеск пламени, снося голову женщине, оседлавшей священника. И наваждение рассыпается, исчезает как дым, и нет больше ни зала, ни огня с изысканными яствами, ни пирующих с прекрасными женщинами и манящей обнажённой плотью. Только тёмная каменная палата и их брошенные факелы, догорающие на полу.
И твари, пирующие в тенях.
— Останься, брат! — Годфри хватает Галиена за левую руку. Ухмыляется. В его глазах пляшут отблески очага, которого Галиен больше не видит, отражая умащенную наготу и танцующих женщин. Звуки лютни всё ещё звенят в ушах.
— Отпусти меня, Годфри, — предупреждает Галиен. Он видит демонов, подбирающихся к Годфри, крадущихся низко, перебирающихся как гигантские пауки по камню.
— Что случилось, брат? — говорит Годфри, всё ещё улыбаясь.
Галиен отступает.
— Это дьявольские козни! — кричит он, размахивая мечом. Годфри хмурится в замешательстве. Беспокоится за старого друга. Затем твари набрасываются на него, и его глаза лезут из орбит, и Галиен понимает, что наваждение спало и для Годфри тоже. Но слишком поздно. Чудовища пожирают его там, где он стоит, зубы и когти рвут его ногу, руку, шею.
— Галиен? — хрипит Годфри, кровь льётся изо рта. Галиен бросается вперёд и вонзает длинный меч в сердце друга, затем вырывает клинок, пока твари набрасываются на свою добычу.
«Приведи её ко мне, Галиен». Голос глубокий, как яма, в которую они спустились. Древний, как сам мир. «Приведи... её... ко мне».
Галиен хватает догорающий факел и машет им в воздухе, чтобы оживить пламя. Он видит Мод, прижавшуюся спиной к стене палаты, окружённую копошащимся клубком демонов, которые словно пробуют воздух, принюхиваются к женщине, точно к лакомству, которым нужно насладиться сперва носом, а потом уже ртом. Галиен шагает сквозь темноту, и вдруг рядом возникает Гисла, в правой руке меч, в левой длинный нож, оба клинка темны от крови.
— Какого дьявола творится, Галиен? — говорит она. Галиен бросает на неё взгляд, и они движутся как единое целое, врываясь в гущу тварей, рубя и кромсая. К ним присоединяется Ранульф, одним ударом алебарды снося голову демону, не дав тому вонзить зубы в Галиена.
— Сюда! — кричит Уильям Грей с уступа над ними. Он выпускает стрелу за стрелой в тварей, белоопёренные древки мелькают во тьме, пока Галиен тащит Мод за руку к тропе, ведущей наверх к лучнику. Но мерзких тварей слишком много. Они набрасываются на Уильяма Грея со всех сторон, ползут по каменным стенам и по своду над местом, где он принимает свой последний бой. Тёмная пелена падает, как рой мух на мертвечину. И Грей исчезает.
— Отходим! — кричит Галиен, отступая с последними
