Магазин работает до наступления тьмы 2 (СИ) - Бобылёва Дарья

В квартире было пять комнат, санузел, в котором прямо из стен сочилась ржавая вода, и кухня, аппендиксом располагавшаяся в конце длинного коридора. В коридоре постоянно пахло горелой проводкой, лампочки мигали и регулярно взрывались. Здесь вообще была какая-то беда с электричеством, в комнате Славика и Матильды полуслепая люстра гасла сама по себе, на кухне вилка от холодильника вплавилась в розетку. Когда в коридоре осталась всего одна лампочка, Славик решил внести свою лепту в благоустройство общего жилища и вызвал через сайт электрика. Электрик дальше прихожей идти отказался и, понаблюдав какое-то время за мигающей лампочкой, пробубнил сквозь маску:

— Она ж у вас морзянкой сигналит. — Он достал огрызок карандаша и начал записывать точки и тире на каком-то бланке: — Б… О… Й… С… Я… У… Х… О… Д… И…

— Она тебе добра желает, дядя, — сказала, высунувшись из своей комнаты, крохотная девочка в красном платьице, которая постоянно что-то жевала. — Ты лучше правда уходи по-хорошему.

И электрик, всмотревшись в ее бледное непроницаемое личико, вдруг скомкал бланк, заторопился и сбежал, заявив на прощание, что вызывать надо было не его, а сведущего попа.

Матильда потом очень ругалась на Славика, обещала выдавить ему глаза и отобрать новенький телефон. К первой угрозе он уже привык, а вот второй испугался и клятвенно пообещал больше в жизнь коммуналки не вмешиваться и никаких людей сюда не приманивать.

Девочка в красном платье была похожа на целлулоидную куклу. Живыми казались только ее глаза, блестящие и голодные. Однажды Славик видел, как она отколупнула в коридоре кусок штукатурки со стены и съела. В другой раз он заметил ее с мышеловкой в руках и готов был поклясться, что серый подергивающийся хвостик в уголке рта, который она торопливо всосала, будто макаронину, ему не привиделся.

— Не трогай их, и они не тронут тебя, — учила Матильда. — Сиди тихо, как мышь.

Славик вспоминал хвостик и криво улыбался. Наверное, он боялся бы куда сильнее, может, даже сбежал бы отсюда к чертям собачьим в чужой перекроенный мир, если бы не постоянная сковывающая тело и разум усталость. Спал он плохо и беспокойно, вскакивая от бредовых снов, в которых от него требовалось немедленно куда-то бежать, что-то делать. Ноги пульсировали по ночам ноющей болью, чесались заживающие ладони — он помнил, как хватался за нож, но милосердное Женечкино забытье затушевало лицо той, в чьих руках он был. Порой, проснувшись в темноте, Славик вжимался в голый вонючий матрас и беззвучно плакал. Никогда еще он не чувствовал себя таким несчастным, израненным и одиноким, лишенным всякой надежды на что-то хорошее в будущем. А когда ему все-таки удавалось заснуть достаточно крепко, в первые мгновения после пробуждения он по привычке надеялся увидеть затылок спящей Леси, завернуться в заботливо выбранное ею невесомое одеяло, которое, очевидно, куда-то сползло. Потом Славик все вспоминал, и вместо одеяла его накрывала невыносимая тоска по привычному миру, по родному осколку, где он был никем, но таким благополучным, таким безмятежным, таким счастливым никем…

Он осторожно, чтобы не разбудить Матильду, включал телефон, вбивал в поиск ключевые слова — и становилось легче.

***

Это повторяется снова и снова, и опять надо бежать сломя голову по ночному двору. За спиной топот и дыхание, размеренное, почти спокойное, они гонятся молча, без окриков и угроз, знают, что не убежит. Бурая дверь подъезда в каплях застывшей краски, словно тоже покрытая мурашками от страха. Выпуклые цифры на холодных кнопках домофона вдавливаются в кожу, рука рисует в воздухе клинышек острием вверх, 4–2–6, нет уже ни того дома, ни той квартиры, но пальцы помнят движение. Топот за спиной, вот-вот взбегут на крыльцо, перепрыгнут через ступеньки, схватят, потащат… И строгий мамин голос из динамика домофона:

— Что такое? С чего ты взяла, что за тобой гонятся? Кому это надо? Не выдумывай.

Весь мир — это дышащая в затылок угроза и мама, которая не откроет. Облик мамы стерт, и голос неузнаваем, она превратилась в гладкую стену до небес, стеклянную гору, за которую ни ноготочком не зацепиться. А может, не было никакой мамы никогда и не было вожделенного убежища, в котором она позволит укрыться от озверевшего мира, если на этот раз все-таки удастся ее убедить.

Ничего необычного.

Все грезят о своем, мелком и скучном. Москва здешних снов населена бесполезными обывателями, и вдобавок тут нет тропинок, которые Матильда годами прокладывала от человека к человеку, от видения к видению. Нужных людей она снабжала особыми маячками, сотканными из самой ткани сновидений, которые оповещали ее, когда обладатель маячка пересекал границу между явью и сном. Ставила сторожа. Так подумал Славик, когда уловил следы ее присутствия в калейдоскопическом мареве, но в целом люди очень редко что-то замечали.

Здесь сторож был только у крума, а она металась среди снов наобум, надеясь на везение — надо же было на что-то надеяться. После утомительных странствий она отсиживалась в уже знакомых снах Славика, восстанавливала силы. Крума и так потихоньку глодали все обитатели квартиры, так что она старалась отщипывать совсем по чуть-чуть.

Крум был ее неприкосновенным запасом на черный день. Должна же и от него быть какая-то польза.

Матильда жаловалась Славику, что не может найти никаких следов Хозяина, ни единого отблеска перекрестка, который обычно озаряет сны не только тех, кто там побывал, но и тех, кто видел тех, кто видел побывавших. Круги от разрывов ткани реальности разбегаются далеко. Похоже, это тупиковый осколок, без перекрестков — по крайней мере, в ближайших окрестностях. Придется искать двери. Вроде тех, которые случайно открыла в магазине связка билетов из коллекции старика-землеройки. Двери, ведущие в другие осколки раздробленного мира. Они искажают вокруг себя все: пространство, время, логику и мировосприятие, — и именно по этим признакам их можно найти.

— Ищи странности, — твердила Матильда. — Любые странности, но лучше вопиющие. Приноси пользу, крум.

***

Славик просыпался и начинал искать. Собственно, для этого Матильда и купила ему новый смартфон. Марка была какая-то незнакомая, логотип тоже — стилизованная рыбка, вписанная в круг. Первым делом Славик пробил название фирмы и с удивлением узнал, что здесь это известнейший бренд и такие смартфоны, дешевые и многофункциональные, называют «кильками».

У «кильки» оказалась неплохая камера, и Славик потихоньку снимал на нее обитателей таинственной коммуналки. Было очень страшно, да и Матильда могла заметить, но не мог же он позволить такому богатейшему материалу пропасть втуне. Иногда он представлял себе, как будет выглядеть превью его ролика с многомиллионными просмотрами: девочка в красном платье на фоне громады Гречневого рынка, на полустертой позолоте которого выведен странный знак, похожий на половинчатую елочку… Эта елочка буквально преследовала Славика — он обнаружил такие же небрежно выведенные маркером знаки над всеми дверями в коммуналке.

— Это чтобы входить без приглашения, — объяснила Матильда и на глазах у озадаченного Славика вышла из комнаты и снова вошла в нее с таким значительным видом, словно это был какой-то хитроумный фокус.

Пытаясь заснуть после очередного тревожного пробуждения, Славик придумывал названия для своего будущего шедевра: «ВЫЖИВАЮ без денег в ДРУГОЙ Москве», «Попал в ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ МИР и все ЗАСНЯЛ» (про осколки и слои упоминать не надо, никто не поймет, Славик и сам не очень понимал, а потому на всякий случай не верил). Потом он увлекался, и кричащие заголовки так и вспыхивали в голове, налезая друг на друга: «ПАРАНОРМАЛЬНАЯ КОММУНАЛКА: кто все эти СТРАННЫЕ ЛЮДИ?!», «„КИЛЬКА“: обзор НЕСУЩЕСТВУЮЩЕГО телефона из ДРУГОЙ РЕАЛЬНОСТИ», «ГРЕЧНЕВЫЙ РЫНОК, СГОРЕВШИЙ Москва-Сити и ДИРИЖАБЛЬ над Кремлем: ЭКСПЕРТЫ не нашли в этих ВИДЕО следов МОНТАЖА». Надо будет не только все заснять и выбраться отсюда, но еще и экспертов для ролика найти, мысленно делал пометку засыпающий Славик…