Коллектив авторов - Культ Ктулху (сборник)

Глухой Помпей затрясся от неистового гнева. Поскольку тибетцы продолжали вопить, он прищурился на их пляшущие губы и попробовал разобрать, что они там несут. Это оказалось одно-единственное слово, повторяемое снова и снова. Но тут предводитель выступил вперед, и все остальные тут же прекратили кричать, отняли руки от ушей и кинулись вперед, к Помпею, в ответ на что он принялся палить по толпе как попало из ружья – это их моментально остановило.

Инстинктивно он крикнул им в ответ слово – то самое, которое прочитал по губам: Амалан! Амалан!

Прокричал он его так громко, что вся долина содрогнулась, будто от землетрясения. В голове у него закружилось, все вокруг предстало словно сквозь очки с толстыми стеклами, а земля под ногами так и закачалась. Тибетцы пропали, как его светлость только что – вместо них перед Помпеем валялись в беспорядке одинаковые лиловые конусы.

Однако предводитель был все еще жив. Ноги его уже превратились в голубое пюре, и даже туловище начало ужиматься, как будто человека переваривало внутри некой невидимой твари. Вместо алой шапки тело его теперь венчало подобие епископской митры, в которой сверкали живые, подвижные золотые глаза.

Ябурек размозжил ему череп прикладом, но, увы, не успел предотвратить последнюю атаку врага – умирающий вонзил ему в ногу свой серп. Далее Помпей обозрел раскинувшуюся кругом мизансцену. Куда ни кинь взгляд – ни единой живой души. Резкий запах амберии усилился и стал почти жгучим. Казалось, он исходил непосредственно от пурпурных кеглей – вот их-то Помпей и решил рассмотреть поподробнее. Все они были совершенно одинаковые и состояли из студенистой бледно-лиловой массы. Что до почтенного сэра Роджера Торнтона, то он ныне был совершенно неотличим от остальных фиолетовых пирамидок.

Помпей скрипнул зубами и вогнал каблук лишний раз в то, что осталось от физиономии покойного предводителя, а потом развернулся и кинулся бегом той же дорогой, которой пришел. Еще издалека он заметил медные шлемы, поблескивающие на солнце. Схватив их, он, не теряя времени, накачал полную канистру воздуха и зашагал через газ.

О, Боже, о, Боже, думал он, его светлость погиб! Погиб в этой индийской глуши!

Увенчанные ледяными коронами твердыни гималайского хребта зевали в лицо небесам: что им за дело до страданий одного крошечного, неистово колотящегося человеческого сердечка?

Помпей аккуратно, слово за словом, записал все, что с ним случилось, что он пережил и увидел – хотя к пониманию этих событий еще даже и не приблизился – после чего отослал свой отчет секретарю его светлости в Бомбей, номер семнадцать по улице Адхеритолла. Афганец обещал доставить депешу. Уверившись, что письмо отправлено по назначению, Помпей Ябурек умер – от яда, которым было смазано лезвие тибетского серпа.

– Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – пророк его! – пробормотал благоговейно афганец, касаясь лбом земли перед телом усопшего, которое индийские слуги уже убрали цветами и водрузили на костер, дабы сжечь в сопровождении приличных случаю гимнов.

Али Муррад Бей, секретарь, получив ужасные новости, побледнел и немедленно настрочил письмо в редакцию «Индиан Газетт» – и разверзлись хляби! Издание опубликовало «Гибель сэра Роджера Торнтона» на следующий же день, однако утренний выпуск читатели получили на три цельных часа позже обычного. Странный и ужасающий инцидент был повинен в этой проволочке. Кажется, господин Бирендранатх Наороджи, выпускающий редактор, вместе с двумя своими помощниками, был без следа похищен из закрытого рабочего кабинета, где они заседали около полуночи за чтением гранок. Вместо них было обнаружено трио голубых студенистых цилиндров, а между ними – разбросанные листы свежеотпечатанной газеты. Полиция с большим апломбом объявила, что расследование проведено и дело закрыто, невзирая на то, что загадка осталась неразрешенной.

И – о! это было только начало. Десятки человек, всего мгновенье назад мирно листавших газету, попросту исчезли – прямо на глазах у перепуганных прохожих на улицах города. На их месте возвышались ряды маленьких фиолетовых пирамидок – на лестницах, на базарах, в переулках, везде, куда ни кинешь взгляд.

Еще до ночи Бомбей потерял половину своего весьма внушительного населения. Циркуляр управления здравоохранения тут же объявил все порты закрытыми. Всякое транспортное сообщения Бомбея с окружающим миром прекратилось в попытке остановить невиданную новую эпидемию: только такие суровые меры могли, по мнению властей, предотвратить катастрофу. А тем временем телеграф без устали рассылал перепуганные депеши, каждая из которых включала полную перепечатку дела Торнтона, воспроизведенную с точностью до буквы – через океаны, по всему миру!

На следующий же день слишком поздно наложенный карантин был снят. Со всех краев света летели ужасающие новости, что «Пурпурная Смерть» разразилась везде и одновременно, теперь угрожая всему населению земного шара. Все, решительно все потеряли голову; мир превратился в муравейник, куда какой-то фермерский сынок кинул забавы ради горящую трубку с табаком. Австрия, где упорно интересуются только местными новостями, еще неделями оставалась неуязвимой. В Германии мор первым накрыл Гамбург.

Тамошний случай вышел особенно шокирующим. Некий пастор Стулькен, практически глухой по причине почтенного возраста, сидел за ранним завтраком в окружении любимых домочадцев: Теобальд, его старшенький, важно дымил трубкой с длиннющим, на студенческий манер, мундштуком; Йетте, преданная жена и хозяйка дома, Михен, Тинхе – все четырнадцать членов семейства расселись вокруг стола. Седобородый старец развернул свежепринесенную английскую газету и принялся читать домашним вслух «Гибель сэра Роджера Торнтона». Он как раз добрался до странного чужеземного слова «Амалан» и сделал паузу, чтобы укрепить себя глотком кофе. Сразу же после этого он обнаружил, что все его родичи бесследно пропали, а стол окружен пурпурными сгустками какой-то слизи. Из одного торчала трубка с длинным мундштуком.

Все четырнадцать душ прибрал к себе Господь. Благочестивый старец, само собой, лишился чувств.

Неделю спустя Земля потеряла более половины населения. Наконец пролить хоть какой-то свет на ситуацию поручили одному немецкому ученому. Тот факт, что неуязвимыми для заразы оказались только глухие и глухонемые, лег в основу теории, что эпидемия явилась феноменом не биологического, а, скорее, акустического характера. В уединении своего кабинета он накропал длинное научное исследование по теме, затем дал объявление о публичной лекции, снабженное несколькими громкими лозунгами. Объяснение его основывалось на одном темном индийском религиозном тексте, живописавшем возникновение астральных и флюидных вихрей вследствие произнесения вслух некоторых слов, часто встречающихся в магических заклинаниях. Этот мнимый предрассудок, утверждал ученый муж, ныне обрел смысл, благодаря самым современным достижениям в области вибрации и излучения. Лекция была прочитана в Берлине и при таком скоплении заинтересованной публики, что докладчику понадобился мегафон для зачитывания длинных пассажей из его весьма ученой рукописи.