Ким Харрисон - На несколько демонов больше

—Как ты думаешь, за кого возьмется Ал, покончив с Пис­кари? — спросила я в лоб, и эльф бросил мне мел.

Сердце подпрыгнуло. Блин, какого черта в меня всегда все швыряют? Я ловить-то не умею!

Но я выставила руку, и мел приятной тяжестью стукнулся в нее. Поглядывая на бога с шакальей головой и умирающего вам­пира, я нагнулась и, путаясь в подоле платья, нарисовала вок­руг них круг как можно шире, чтобы на них не наткнуться. Дженкс летел по кругу передо мной, и я шла по следу, остав­ленному пыльцой.

—Айви, — выдохнула я, наткнувшись на нее — она стояла с пустым лицом перед зеркалом, глядя на свое темное отраже­ние, ко всему безразличная. — Отойди к Квену, я тебе помочь не могу.

Она не шевельнулась, и Дженкс заверещал, чтобы я поторопилась. Я проскочила мимо нее, молясь, чтобы с ней все обошлось, и проклиная свою беспомощность.

Чтобы замкнуть круг, пришлось пролезть под столом, и ког­да я вылезла, конец серебристой линии слился с началом.

—   Rhombus, — сказала я с облегчением, зачерпывая из ли­нии. Взметнулось золото моей ауры, и копоть демонской сажи стала обволакивать ее.

—   Нет! — взвыл Ал, яростно пылая красными глазами и от­пуская Пискари, но было поздно.

Вампир упал на пол. Он еще был в сознании — схватил Ала за икры и притянул вниз, тут же навалился на него, по-волчьи отхватывая клыками куски мяса. Я поднялась на ноги, потря­сенная зрелищем, как он глотает их, освобождая себе пасть, чтобы драть еще, чтобы растерзать демона в клочья. И звук был совершенно... ужасный.

     —Пусть поубивают друг друга, — предложил Трент.

Он стоял у двери, побледневший, и его трясло.

—Демон! — выкрикнула я, не рискуя назвать Ала его име­нем вызова. — Я  связала тебя, ты  мой.  Изыди и следуй прямо в безвременье!

Египетский бог взвыл. Слюна капала с морды, шея превра­тилась в разодранные ленты мяса. Он вернулся в свой демонс­кий вид и стал уязвим.

—Изыди немедля! — потребовала  я,  и  Ал,  наполнив  всю комнату злобой, исчез.

Пискари провалился туда, где только что был демон, успел подставить руку, падая на пол. Держась рукой за изуродован­ную шею, поднялся на ноги. В комнате стало тихо, слышались только судорожные вздохи Стриж, похожие на всхлипывания. Волки забились в один угол, эльфы — в другой. Эдден лишился чувств и лежал на полу возле двери. Даже к лучшему — а то по­пытался бы застрелить кого-нибудь, а это кучу бумаг писать.

Я повернулась к Квену, все еще держа в руке мел.

   —Спасибо, — шепнула я, и он кивнул.

Пискари медленно взял себя в руки, из кровожадного мон­стра превратился в безжалостного бизнесмена, пусть даже за­литого кровью. Глаза у него были абсолютно черными, и меня проняло дрожью. Он поддернул рукава своей изящной мантии, отер с губ последние куски демонского мяса, явно ожидая чего-то. Пульс у меня пришел в норму, и я, стараясь думать, что уже в безопасности, выставила ногу вперед и разорвала круг.

Черт побери, я же ему жизнь спасла. Что-то это да должно значить?

—   Ты могла дать ему убить меня, — сказал Пискари, огля­дывая комнату, пока не увидел Айви. Она стояла к нему спи­ной, касаясь своего отражения.

—   Угу, — выдохнула я тяжело, беря со стола сумку и убирая туда мел. — Но ведь ты — мой билет в нормальную жизнь? И единственный способ вернуть Кистена, отменить дар крови.

Пискари приподнял бровь:

—Отозвать последнюю кровь Кистена я не могу. И даже если бы мог — не стал бы. Кистену надо было напомнить смысл его существования. К тому же это было бы невежливо.

Надо было?— подумала я и похолодела. Было бы?

—А  Кистей... — начала  я,  заикаясь,  с таким  чувством,  буд­то  захлопнулся  капкан.  Схватилась  за  больное  плечо,  голова закружилась.  Крылья  Дженкса  завизжали  такой  высокой  нотой, что у меня заболели глаза. — Что ты сделал? — выдохнула я. — Что ты с ним сделал?

Вампир прижал пальцами текущую из него черную кровь. От нее пахло ладаном, сильно, аж голова кружилась.

—Кистена  больше  нет, —  сказал  он  бесстрастно,  и я ухватилась  за  стол,  чтобы  не упасть. —  Он  не  просто мертв, но мертв воистину — дважды.  Не  было  в нем  того,  что  нужно  для нежити. — Пискари поджал губы, склонил голову, насмешливо изоб­ражая интерес, — Так что я не удивлен.

—Ты врешь, — сказала я и услышала, как дрогнул голос.

Грудь сдавило, воздуху не хватало. Не мог Кистен умереть, я бы знала. Я бы почувствовала. Что-то стало бы другим — все стало бы другим, а сейчас ничего не переменилось. Дженкс говорил, что он звонил. Не мог он умереть!

—Он залег на дно! — крикнула я, бешеными глазами глядя

на всех — ждала, чтобы кто-то, ну кто угодно, подтвердил мою

правоту. Но никто не смотрел мне в глаза.

Пискари улыбнулся, едва заметно блеснув клыками. Его слишком радовало мое отчаяние, чтобы это могло быть неправдой.

—Ты думаешь, я не знаю, когда кто-нибудь из моих переходит в неживое существование? — спросил он. — Я почувствовал его смерть, и почувствовал, как он умер второй раз. — С мерзкой радостью на лице он наклонился ко мне и зашептал вслух: — Для него это было потрясение. Он не ожидал такого. А я впитывал его отчаяние и его провал, и наслаждался тем и другим. Вся его жизнь вела лишь к одному... высшему мигу совершенства, которое оказалось ему не по плечу. Жаль, что его ли­ния крови кончилась с ним, но он был слишком осторожен. Как будто не хотел, чтобы кто-нибудь пошел по его следам.

У меня закружилась голова, я вцепилась в край стола. Не может быть, чтобы это было на самом деле.

—   Кто? — прохрипела я, и Пискари улыбнулся улыбкой благожелательного и безжалостного бога. — Кто его убил?

—   Жалкая игра, — сказал он и наклонил голову. — Или ты вправду не помнишь? — спросил он задумчиво, бросая на пол измазанный платок и глядя на меня пристально.

Я попыталась что-то сказать — слова не шли. Ужас, что его слова могут быть правдой, потряс меня и лишил речи. Мысли застыли. Плечо пульсировало под пальцами, и когда Пискари подался ближе, я не двинулась, не в силах реагировать.

—Ты там была, — донеслись его слова будто издали. Он взял меня за подбородок, наклонил мне голову, и свет попал мне в глаза. — Ты видела. Ты вся пахнешь окончательной смертью Кистена. Ты дышишь ею. Она от твоей кожи исходит как духи.

Я спала у себя в церкви, подумала я, но тут мой мир поехал куда-то в тошнотном головокружении — картина начинала скла­дываться. Я проснулась с избитым и ноющим телом. На губе был порез. В кухне пахло свечами и сиренью — ингредиентами для зелья забвения. Чертова нога так распухла, что пришлось наде­вать сапоги.