Лорел Гамильтон - Цирк проклятых. Кафе лунатиков

Уровень шума снизился до шепота — мы привлекли всеобщее внимание. Спектакль не на сцене — самая захватывающая вещь.

— На сцене сейчас должно что-то происходить? — спросила я.

Роберт кивнул:

— Да, я должен объявить актера.

— Иди, Роберт, работай.

Эти слова сочились презрением. Гретхен великолепно умела его выражать.

Роберт немедленно покинул нас с явным облегчением.

— Слабак, — тихо сказала я ему вслед.

— Пойдем, Анита, нас ждет Жан-Клод. — И она поплыла вперед, развевая складки светлого плаща. Мы со Стивеном переглянулись, он пожал плечами. Я пошла за Гретхен, а Стивен — за мной, будто боялся от меня отстать.

Кабинет Жан-Клода выглядел, как кость домино изнутри. Голые белые стены, белый ковер, черный лакированный стол, черный кожаный диван и перед столом — два черных кресла с прямой спинкой. Стол и кресла были в восточном стиле, декорированные лаковым орнаментом с журавлями и восточными женщинами в развевающихся платьях. Этот стол мне всегда очень нравился, хотя вслух я этого не признавала никогда.

В углу стояла лаковая ширма — раньше я ее никогда не видела. Она была приличного размера и скрывала угол полностью. Поперек всей ширмы оранжевыми и красными кольцами вился дракон с огромными глазами навыкате. Ширма в комнате хорошо смотрелась. Сама комната не была уютной, зато была стильной. Как и сам Жан-Клод.

Он сидел на кожаной кушетке, одетый полностью в черное. Высокий жесткий воротник рубашки обрамлял его лицо, и трудно было сказать, где кончаются волосы и где начинается воротник. На горле воротник был заколот рубиновой подвеской размером с большой палец. Спереди рубашка была расстегнута до ремня, открывая треугольник бледной, очень бледной кожи. И только подвеска не давала рубашке раскрыться полностью.

Манжеты были такие же широкие и жесткие, как воротник, и скрывали руки почти полностью. Когда он поднял руку, стало заметно, что с одной стороны манжеты открыты, так что руками он все же пользоваться может. Завершали наряд черные джинсы и ботинки черного бархата.

Подвеску я раньше видела, но рубашка явно была новой.

— Стильно, — сказала я.

— Вам нравится? — улыбнулся он и расправил манжеты, будто они в этом нуждались.

— Приятная перемена после белого, — ответила я.

— Стивен, мы тебя ждали раньше. — Голос Жан-Клода был вполне вежлив, но можно было расслышать в нем темный и неприятный подтекст.

— Стивен возил меня к врачу.

Полночно-синие глаза повернулись снова ко мне.

— Ваше теперешнее полицейское расследование проходит с осложнениями?

— Нет, — ответила я и поглядела на Гретхен. Она смотрела на Жан-Клода.

— Скажи ему, — произнесла она.

Я так поняла, что она не имела в виду обвинить ее в попытке меня убить. Настало время для некоторой откровенности и даже драматических эффектов. И я верила, что Жан-Клод нас не разочарует.

— Пусть Стивен уйдет, — сказала я. Не надо, чтобы он погиб при попытке меня защитить: здесь он может быть в лучшем случае пушечным мясом — против Жан-Клода-то.

— Почему? — спросил Жан-Клод несколько подозрительно.

— Выкладывай, — потребовала Гретхен.

Я покачала головой:

— Стивену здесь делать нечего.

— Иди, Стивен, — сказал Жан-Клод. — Я не сержусь на тебя за опоздание. Анита для меня важнее, чем твой приход на работу вовремя.

Приятно было это знать.

Стивен как-то странно кивнул, чуть ли не поклонился Жан-Клоду, глянул на меня, но не решался уйти.

— Иди, Стивен. Ничего со мной не случится.

Уговаривать его дважды не пришлось — он исчез.

— Так что вы хотели сказать, ma petite?

Я поглядела на Гретхен, но она смотрела только на него. На ее лице читался голод, будто она долго-долго этого ждала. А я глядела в его полночно-синие глаза и понимала, что могу — без меток вампира могу — смотреть в его глаза.

Жан-Клод тоже это заметил и раскрыл глаза чуть шире:

— Вы сегодня полны сюрпризов, ma petite.

— Вы еще главных сюрпризов не видели.

— Настоятельно вас прошу, не скрывайте их. Я очень люблю сюрпризы.

Что именно этот сюрприз ему понравится, у меня были большие сомнения. Набрав побольше воздуху, я быстро, как принимают горькое лекарство произнесла:

— Ричард сделал мне предложение, и я дала согласие.

Я могла добавить: «но теперь я не уверена», но не стала. Слишком я сама запуталась, чтобы выдавать что-то, кроме голых фактов. Если он попытается меня убить, может быть, тогда я добавлю подробности. А пока что… подождем.

Жан-Клод сидел как сидел. Не шевельнулся. Щелкнул обогреватель, и я вздрогнула. Над кушеткой заработал вентилятор, воздух стал играть волосами Жан-Клода, тканью его рубашки, но я будто бы смотрела на манекен. Кроме волос и ткани, остальное было будто камень.

Молчание тянулось, заполняло комнату. Обогреватель отключился, и стало так тихо, что я слышала шум крови у себя в ушах. Такая тишина, как перед мигом творения. Можно было понять, что сейчас произойдет что-то очень серьезное, только совершенно неизвестно, что именно. Тишина обступала меня, и я не собиралась быть той, кто ее нарушит, потому что понятия не имела, что будет дальше. Это бесконечное спокойствие пугало больше, чем самый дикий гнев. Не зная, что делать, я не стала делать ничего — образ действий, о котором мне редко приходилось жалеть.

Первой не выдержала Гретхен:

— Ты слышал, что она сказала, Жан-Клод? Она выходит замуж за другого. Она любит другого.

Он моргнул — длинное, грациозное движение ресниц.

— Спроси ее, Гретхен, любит ли она меня.

Гретхен встала передо мной, заслонив Жан-Клода.

— Какая разница? Она выходит за другого.

— Спроси ее. — Это был приказ.

Гретхен резко обернулась ко мне. Под кожей выступили кости, губы истончились в злобной гримасе.

— Ты его не любишь.

Это, строго говоря, не был вопрос, и я не стала отвечать. Тогда раздался голос Жан-Клода, полный лени и какого-то темного смысла, который я не поняла.

— Вы любите меня, ma petite?

Глядя в искаженное яростью лицо Гретхен, я ответила:

— Если я вам скажу «нет», вы же не поверите?

— Вы не можете просто сказать «да»?

— Да, каким-то темным, извращенным уголком души я вас люблю. Вы довольны?

Он улыбнулся:

— Как же вы можете выходить за него, если любите меня?

— Его я тоже люблю, Жан-Клод.

— Точно так же?

— Нет, — ответила я.

— В чем же отличие вашей любви ко мне и к нему?

Все более и более хитрые вопросы.