Энн Райс - Вампир Лестат

Мне вдруг вспомнились его слова, произнесенные несколько столетий назад, о которых упомянул в своем рассказе Арман: «Те, Кого Следует Оберегать, пребывают в мире… или в безмолвии. Большего нам знать не дано».

Меня трясло как в лихорадке. Руки и ноги сильно дрожали.

– Они мыслят, дышат, они живые, как и мы, – заикаясь, говорил я. – Сколько уже времени они сидят вот так? Сколько?

– Успокойся, – промолвил он, похлопывая меня по руке.

– О Боже! Боже! – продолжал тупо твердить я, не находя других слов, а потом едва ли не истерически выкрикнул: – Но кто они? Это и есть Осирис и Исида? Это они?

– Я не знаю.

– Я хочу уйти подальше от них! Я хочу выйти отсюда!

– Почему? – спокойно спросил он.

– Потому что они… они живые и… и в то же время они не могут двигаться или говорить!

– Откуда тебе известно, что не могут? – голос его звучал тихо и успокаивающе.

– Но они не двигаются… В том-то и дело. Не двигаются…

– Идем, – кивнул он. – Я хочу, чтобы ты присмотрелся к ним повнимательнее. А потом я отведу тебя обратно наверх и, как обещал, расскажу все, что мне известно.

– Я больше не хочу смотреть на них! Мариус, я честное слово не хочу! – кричал я, тряся головой и пытаясь вырвать руку.

Однако он крепко держал меня, словно сам был мощной каменной статуей. Меня не покидала мысль о том, насколько его кожа похожа на кожу этих статуй – она светилась точно так же, – а его спокойное лицо было таким же гладким, как у них.

Он становился таким же, как они! Когда-нибудь, по прошествии вечности, таким же предстоит стать и мне. Если, конечно, удастся прожить столь долго…

– Мариус, пожалуйста… – умолял я, не думая ни о позоре, ни о тщеславии.

Единственным моим желанием было поскорее выбраться из этой комнаты.

– Тогда подожди меня, – сказал он. – Оставайся здесь.

Он отпустил мою руку, повернулся и пристально посмотрел на перевернутые мною вазы с цветами и лужи разлитой воды.

И все немедленно оказалось на прежнем месте: цветы вновь стояли в вазах, лужи с пола исчезли.

Он продолжал стоять, но смотрел теперь на статуи. Я услышал его мысли. Он приветствовал их, правда весьма своеобразно, не обращаясь к ним по именам и не упоминая никаких титулов. Он объяснял им причину своего отсутствия в течение нескольких последних ночей. Рассказал, что был в Египте и привез подарки, которые вскоре им принесет. Он обещал, что скоро отведет их полюбоваться морем.

Я начал понемногу успокаиваться. Мой мозг лихорадочно анализировал все, что мне удалось узнать. Он заботился о них. Он всегда о них заботился. Он украсил эту комнату именно потому, что на нее были устремлены их взгляды. Он думал, что им будет приятно любоваться прекрасными картинами и цветами, которые он приносит.

Однако он не знал ничего наверняка. И мне оставалось лишь смотреть прямо на них и чувствовать ужас при мысли о том, что они живые и что они полностью замкнуты в себе!

– Я больше не в силах выносить это, – пробормотал я.

Мне не нужны были его объяснения, чтобы понять причину его заботы. Он не мог похоронить их где-нибудь под землей, потому что они не были лишены сознания. Не мог сжечь их, потому что они были совершенно беспомощны и не могли дать своего разрешения на это. Господи! Час от часу не легче!

Он оберегал их и заботился о них так, как делали это язычники, строившие для своих богов храмы, которые должны были служить им жилищем. Он приносил им цветы.

Я смотрел, как он возжигает благовония – маленький брикетик, который он достал из шелкового носового платка и положил на маленькое бронзовое блюдо. Он сказал, что привез благовония из Египта.

К глазам моим подступили слезы. Я и вправду заплакал.

Подняв голову, я увидел, что он стоит, повернувшись к ним спиной. Они тоже были мне хорошо видны, и я заметил, что он действительно похож на них – статуя в настоящих одеждах. Мне показалось, что он намеренно подчеркивает это сходство, лишив всякого выражения собственное лицо.

– Я разочаровал тебя, не так ли? – прошептал я.

– Ни в коем случае, – мягко ответил он.

– Мне очень жаль, что я…

– Я же сказал тебе, все хорошо.

Я подошел чуть ближе. Я чувствовал, что был груб с Теми, Кого Следует Оберегать. Да, я обошелся с ними грубо. Он доверил мне тайну, а я не смог скрыть ужаса и отвращения. Я сам был очень недоволен собой.

Я подошел еще ближе. Мне хотелось извиниться перед ними за свое поведение. Мариус обнял меня и вновь повернулся к статуям. Запах благовоний был чрезвычайно сильным. В отсветах зажженных ламп их темные глаза казались живыми и подвижными.

Однако ни одна жилочка не билась под белой кожей, а на самой коже не было видно ни единой складочки или морщинки. На нежных губах я не заметил тончайших линий, сохранившихся даже у Мариуса. Не было и размеренного движения груди, которое свидетельствовало бы о том, что они дышат.

Вслушиваясь в тишину, я не услышал ни биения сердца, ни шума бегущей по венам крови.

– Но ведь кровь внутри них есть? – спросил я.

– Да, есть.

– А ты…

«Ты приносишь им жертвы?» – хотел спросить я.

– Они больше не пьют кровь.

Даже эта новость показалась мне ужасной. Они лишены и этого удовольствия. Представить только, как все могло бы происходить! Вот они делают стремительное движение, убивают свою жертву и вновь застывают в неподвижности. Нет, невозможно! Мне следовало бы испытать облегчение. Однако ничего подобного со мной не произошло.

– Много лет назад они еще продолжали пить кровь, однако всего один раз в год. Я оставлял для них жертвы внутри святилища – злодеев и преступников, которые были совсем слабы и близки к смерти. Когда я возвращался, то видел, что жертва принята, однако Тех, Кого Следует Оберегать, я всегда находил в прежнем положении. Только цвет их лиц слегка менялся. Но я ни разу не видел хотя бы единой пролитой капельки крови.

Это всегда происходило в ночи полнолуния и, как правило, весной. Жертвы, оставленные в другое время, никогда не принимались. А потом прекратились и эти ежегодные пиршества. Время от времени я продолжал приносить им жертвы. Прошло около десяти лет, и однажды они вновь приняли жертву. Снова была весна. И снова в небе светила полная луна. А потом опять ничего не происходило в течение примерно полувека. Я потерял счет годам. Мне думалось, что им, возможно, необходимо видеть луну и видеть, как сменяют друг друга времена года. Однако, как оказалось, это не имело для них никакого значения.

Они перестали пить кровь еще до того, как я взял их с собой в Италию. А это было триста лет назад. Они ничего не пили даже в жарком Египте.

– А когда это случалось, тебе ни разу не приходилось быть свидетелем их пиршества?