Дин Кунц - Сумеречный Взгляд

На одной из стен рос отвратительный, боящийся света грибок. Он лопнул, когда мы зацепили его, и испустил зловоние тухлых яиц, обляпав слизью наши лыжные куртки.

Три минуты.

Свет фонариков начал гаснуть. Мы промчались по еще одному заросшему плесенью туннелю, повернули направо на отмеченном нами пересечении шахт, поднимая брызги, пробежались по луже, покрытой тонкой пленкой пены.

Две минуты. Около трехсот шестидесяти ударов сердца.

Путь занял несколько часов, так что большая часть дороги назад будет еще не пройдена к тому моменту, когда взорвется последний заряд. Однако каждый новый фут, отдаляющий нас от убежища гоблинов, увеличивал — я надеялся на это — наши шансы покинуть зону спровоцированных взрывами обвалов. У нас не было снаряжения, чтобы прокапывать себе путь на поверхность.

Быстро тускнеющие карманные фонарики, отчаянно дергающиеся у нас в руках, пока мы бежали, бросали на стены и потолок скачущие, блуждающие тени — стадо привидений, выводок духов, толпу обезумевших призраков, преследующих нас, — эта погоня то бежала по бокам от нас, то уносилась вперед, то снова оказывалась за нашими спинами, хватая нас за пятки.

Примерно полторы минуты.

Угрожающие фигуры, закутанные в черное, — некоторые из них были выше человеческого роста, — как будто выскакивали из пола перед нами, однако ни одна из них не дотягивалась, чтобы схватить нас. Сквозь некоторые из них мы стремительно проносились, как сквозь столбы дыма, другие таяли, когда мы бежали на них, а третьи сжимались и взлетали под потолок, словно превратившись в летучих мышей.

Одна минута.

Вечную могильную тишину земли наполнило множество ритмичных звуков: топот наших шагов, затрудненное дыхание Райи, мое отчаянное дыхание, которое было еще громче, чем ее. Эхо всех этих звуков носилось взад-вперед, ударяясь о каменные стены. Какофония синкоп.

Я думал, что у нас еще есть в запасе почти минута, но первый взрыв до срока прервал мой отсчет. Он раздался вдалеке, мощный толчок, который я больше почувствовал, чем услышал, но у меня не возникло сомнений относительно того, что это было.

Мы добрались до следующей вертикальной шахты. Райа заткнула свой фонарик за пояс так, чтобы луч был направлен наверх, и полезла в темную дыру. Я последовал за ней.

Еще один толчок, за которым немедленно последовал третий.

Одна из сильно проржавевших железных скоб в шахте сломалась у меня в руках. Я поскользнулся и упал на двенадцать-четырнадцать футов обратно в нижний туннель.

— Слим!

— Я в порядке, — отозвался я, хотя я приземлился прямо на копчик и боль пронзила позвоночник. Боль пришла и пропала как вспышка, осталась только неприятная пульсация.

Мне повезло, что у меня не подогнулась нога при падении. Я бы ее сломал.

Я снова полез вверх по шахте, карабкаясь с быстротой и уверенностью обезьяны. Это было нелегко, учитывая пульсирующую боль в позвоночнике. Но я не хотел, чтобы Райа волновалась обо мне, да и вообще о чем бы то ни было, кроме того, чтобы выбраться из этих туннелей.

Четвертый, пятый и шестой взрывы потрясли подземное сооружение, которое мы только что покинули. Шестой был куда громче и сильнее всех предыдущих. Стены шахты вокруг нас затряслись, пол два раза тряхнуло, так что мы едва устояли на ногах. Грязь, комья земли и целый дождь каменных обломков сыпались вокруг нас.

Мой фонарик мало-помалу совсем потух. Мне не хотелось останавливаться, чтобы заменить батарейку — по крайней мере, не сейчас. Я поменялся фонариком с Райей и пошел вперед, прокладывая путь ее гаснущим фонарем, в то время как серия взрывов — по меньшей мере шесть или восемь — сотрясала лабиринт.

Над головой у себя я заметил ветхую потолочную балку, которая громко треснула, — и стоило мне проскочить под ней, как она рухнула на пол позади меня. Крик испуга и ужаса вырвался из моей груди. Я обернулся, приготовившись увидеть самое худшее, но Райа тоже успела проскочить, целая и невредимая. Мое ощущение, что удача не оставит нас, возросло еще больше. Теперь я знал, что мы выберемся отсюда без серьезных увечий. Хотя некогда я отчетливо осознал, что светлее всего бывает как раз перед темнотой, я на мгновение забыл эту истину — и еще не один раз впоследствии буду сожалеть о своей забывчивости.

Прямо на падающую балку обрушилась тонна скальной породы. Вот-вот должно было обрушиться еще больше. Поверхность камня шла складками, словно это была мокрая от дождя почва, так что мы снова пустились бежать — бок о бок, потому что туннель был узкий. Звуки обвала у нас за спиной становились все громче и громче, так что под конец я стал опасаться, не обрушится ли весь коридор.

Последние оставшиеся заряды пластиковой взрывчатки сдетонировали единым сокрушительным шквалом — мы едва услышали его звук, но почувствовали сильней, чем прежние. Черт возьми, казалось, что содрогается вся гора — ее подножие сотрясала страшная сильнейшая дрожь, которую не могла бы вызвать одна лишь пластиковая взрывчатка. Разумеется, около половины горы было превращено в соты целым веком усердной добычи угля, и гора от этого ослабла. А может быть, наши заряды, сработав, повлекли за собой взрывы нефти и газа внутри убежища гоблинов. Как бы там ни было, все выглядело так, словно Армагеддон обрушился на нас задолго до назначенного часа, и мою уверенность в успехе расшатывала каждая ударная волна, проходящая через каменную толщу.

Мы начали кашлять — в воздухе было полно удушающей пыли. Часть ее сыпалась с потолка, но большая часть пыли обрушивалась на нас густыми, клубящимися облаками, которые потоки воздуха выносили из обвалов позади нас. Если мы как можно быстрее не выберемся из зоны, находящейся под воздействием обрушивающегося подземного города, если мы не попадем в устойчивые туннели с чистым воздухом, то задохнемся в пыли — а среди множества смертей, которые я рисовал себе, такой смерти не было.

Более того, тускнеющий луч фонаря все хуже пронзал облака пыли. Густой туман мельчайших частиц отражал и преломлял желтый свет. Несколько раз я терял направление и едва-едва не врезался головой в скалу.

Прогремели последние взрывы, но процесс разрушения шел вовсю. Гора искала новое положение, которое отпустит давно копившееся напряжение и давление и заполнит пустоты, созданные не природой. С обеих сторон и над нашей головой могучая скальная твердыня начала трескаться и лопаться самым поразительным образом — это был не монотонный грохот, как можно было бы ожидать, а лишенная гармонии симфония странных звуков, как будто протыкались воздушные шары, трескалась скорлупа грецких орехов, разбивались тяжелые глиняные горшки, раскалывались кости, трещали черепа. Скалы глухо гремели и рассыпались, точно кегли под ударами шара, трещали, как целлофан, слышались лязг, грохот и тяжкие удары, как будто сотня кузнецов-здоровяков била сотней кувалд по сотне железных наковален, — и то и дело раздавался чистый, нежный звон, за которым следовало почти мелодичное дребезжание, словно тонкий хрусталь ломается под ударами.