Джеймс Риз - Книга колдовства

Распухшая, как насосавшийся кровью клещ, и посиневшая Брайди заставила Гранию пообещать, что не выбросит мертвое тело матери за борт до тех пор, пока Ирландия не останется далеко за кормой. После того, что увидел ее вещий взор, ей не хотелось остаться на родине после смерти в качестве «принесенного приливною волной трупа». Что же касается Англии, которую Брайди ненавидела всем сердцем, то старушка благословила дочь употребить одну из ее старых костей на то, чтобы проломить ею череп какому-нибудь Джону Булю, и рекомендовала начать с того английского лорда, который недавно назвал голод в Ирландии «божьей карой».

Их судно, управляемое неопытною командой, сбилось с пути во время шторма. Когда Каликсто приказал своим изменить курс, он объяснил это тем, что будто бы расслышал сквозь рев ветра и волн сигналы бедствия в виде пушечных выстрелов, но я все же не верю в это. Тем более, как вскоре выяснилось, пушек на утлом суденышке, предназначенном для перевозки леса, не оказалось вовсе. Но наши моряки, хоть они и были простыми смертными, уже привыкли принимать необъяснимое как должное. На самом же деле Леопольдина подсказала Каликсто, что судно «Бельфоре»[251] находится совсем рядом — хотя, сказать по правде, ее волновало не само кораблекрушение, а то, что в нем может погибнуть ведьма.

Лео внезапно пробудилась от опиумного сна и почувствовала, что где-то неподалеку одна из сестер попала в беду. Это чувство могло бы показаться причудливым осколком только что прервавшегося сновидения (ей снилась Индия, записала Лео в «Книге теней», причем сон был совершенно нелепый: в нем девушка оседлала сразу и слона, и его красавца погонщика), если бы она не вспомнила памятный рассказ Себастьяны о том, как она почувствовала мой безмолвный призыв, когда я попала в беду в бретонском монастыре, и призыв самой Леопольдины, донесшийся из римских катакомб.

Поэтому «Сорор Мистика» поплыла не в сторону залива, а в открытое море, все дальше от берега, хотя Саймон и другие матросы перешептывались о том, что Каликсто вздумал принести их всех в жертву. Но, едва завидев лишившийся мачт и тонущий «Бельфоре», моряки дружно взялись за дело, которое умели делать лучше всего, — за спасение тонущего корабля. Как всегда, они прежде спасали людей, а потом груз.

Еще на полпути в Америку, через несколько дней после того, как тело Брайди Берн похоронили в море, «Бельфоре» сильно пострадал от пожара, вспыхнувшего во время грозы. Мне рассказывали о таких грозах на море, когда воздух становится душным и горячим, с запахом серы, и в нем возникают светящиеся шары, известные как огни Святого Эльма, размером от яблока до большой тыквы. Эти огни загораются на мачтах и реях, как бы воспламеняя их, и остаются висеть достаточно долго, чтобы возбудить в моряках суеверный страх, — считается, что это знак присутствия дьявола и предзнаменование скорой гибели судна. Именно так случилось с «Бельфоре».

Во время грозы молния ударила в грот-мачту, прошла до самой палубы и через крепящиеся к мачте металлические цепи опалила еще четыре прилегающих подпалубных помещения. Таким образом, в самый разгар шторма «Бельфоре» потерял мачту, а вместе с ней — жизни троих матросов и качался на волнах, беспомощный, как кот без когтей.

Молния заодно уничтожила один из двух имевшихся на судне баркасов, а второй, едва его спустили на воду, сразу зачерпнул столько воды, что быстро затонул, унеся с собой на дно доверившихся ему людей. Когда судно накренилось так сильно, что готово было перевернуться, пассажиры стали прыгать за борт. Несчастные не слышали, как матросы кричали им, что вода в море слишком холодная и они неминуемо замерзнут до смерти, или в панике не обращали внимания на эти предостережения. Однако человек двадцать пассажиров, то есть треть отплывших из Ливерпуля, и половина моряков — в число их не попал капитан, который предпочел остаться на «Бельфоре», — перебрались на борт нашей шхуны. Их сажали в шлюпки, подбирали с помощью сходней, трапов, веревок, тросов и всех прочих приспособлений, пригодных в отчаянном положении.

В ходе операции — ее целью, заметьте, было не спасение имущества тонущего корабля, но спасение жизни людей, — а также позднее, когда «Сорор Мистика» взяла курс на Чесапикский залив, дабы укрыться в его безопасных водах, преклонный возраст нашей шхуны стал хорошо заметен. Она зачерпнула немало забортной воды, но все-таки протянула еще какое-то время, благополучно добравшись до острова Ки-Уэст после необходимого ремонта. Все это задержало возвращение моей троицы более чем на месяц, и, когда весной 1846 года «Сорор Мистика» подплывала к дому, ко мне уже успело прийти письмо, причем незашифрованное, несмотря на все мои предостережения. В нем рассказывалось о случившемся, говорилось, что все здоровы, а также сообщалось, что они везут с собой новую ведьму, «которую невозможно не полюбить».

Если бы Грания не показала глаз, они, возможно, так и оставили бы ее на тонущем «Бельфоре», ибо она отказалась — решительно отказалась — оставить на его борту свой котел и свою собаку. Она стояла на палубе, невзирая на шторм, и препиралась с Каликсто, который почти сразу согласился взять с собой ее колли, но упорно продолжал возражать против спасения котла — по его словам, при падении на дно баркаса посудина проломила бы лодку, как пушечное ядро. Тут на палубу вышла Леопольдина — да, именно так, нарушив все правила, — и две ведьмы, разделенные бушующим морем, обменялись особым сестринским приветствием, показав друг дружке l'oeil de crapaud. Они скорей почувствовали его, чем увидели, однако Леопольдине было достаточно заявить Кэлу: «Это она!» — чтобы Грании тут же было позволено прыгнуть в баркас вместе с котлом и собакой. Моряки налегли на весла и по самым бурным волнам, какие только бывают на свете, доставили ее на шхуну. Спасенная поднялась на ее борт и тут же оказалась в сестринских объятиях.

Колдовской дар нашей Грании — какая ирония судьбы! — оказался тесно связан с погодой и стихиями. Поэтому они с Леопольдиной объединили усилия и с помощью Ремесла «поспособствовали» тому, чтобы подлатанная «Сорор Мистика» поскорее вышла в море, покинула Чесапикский залив и направилась к родным берегам. Каждая из сестер по-своему умела предсказывать погоду: Леопольдина — с помощью наскоро сделанных карт, Грания — по форме туч и облаков. Свое гадание она называла «неладорахт» — под таким именем оно было известно среди кельтских ведьм. Обе сестры пришли к выводу, что дальнейшее плавание пройдет спокойно.

Несколько месяцев назад Брайди Берн сумела предвидеть (дело в том, что талант Грании, как и мой, ограничен определенной сферой, в отличие от способностей ее матери и моей Лео), что их ждет переход по чрезвычайно бурному морю, но все равно настаивала на том, что им с дочерью необходимо покинуть Ирландию. Трудно было поверить, что ее страшные пророчества могут сбыться, и Грания беспокоилась, не повредился ли у старой женщины рассудок. Ее видения казались невероятными.