Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие - Брайан Ходж
— Время. — Она подергала ограждение. — Я что, буду тут жить?
— Надеюсь, это шутка. — Полковник без вопросов наполнил крышку термоса и протянул ей. — Вот. Здесь холод быстро пробирает до костей.
Она попробовала — кофе. Не лучший из тех, что доводилось пить, но и не худший. Напиток согревал, и это было весьма кстати.
— У меня вопрос. Они когда-нибудь размножались? Здесь или в других местах, где их содержали? Кто-нибудь из них размножался?
— Нет. Почему вы спрашиваете?
— Я ощутила это от некоторых из них. Потребность. Поймете, если почувствуете. Она объединяет все виды живых существ.
— Не знаю, что вам ответить, кроме как: нет, они не размножались.
— Вам не кажется это странным?
— Мне кажется странной вся ситуация.
— Я имею в виду, что даже панды в неволе ухитряются время от времени беременеть.
— Никогда об этом не думал.
— Вы относитесь к ним как к заключенным, это ваша обязанность, я понимаю. Женские особи мало чем отличаются от мужских. Но представьте, если бы они были больше похожи на обычных мужчин и женщин. Чего можно ожидать от разнополых заключенных, которые могут беспрепятственно перемещаться внутри тюрьмы?
— Я понял, к чему вы ведете, но… — нет, Керри могла бы точно сказать, что он ничего не скрывает. Он действительно никогда о таком не думал. В этом не было необходимости. — Может, не могут в силу возраста?
— Я думала, мы уже установили, что по завершении трансформации возраст роли не играет. Но даже если бы и играл, Джайлз Шапли на момент заключения не был стар. Ему было восемнадцать. И он не мог быть единственным молодым человеком на двести с лишним заключенных. Помните себя в восемнадцать?
Эсковедо хохотнул.
— Я ни одной юбки не пропускал.
— А он даже не пытался. Никто из них не пытался.
— Не могу сказать, что меня это расстраивает.
— Это ведь… — она замолчала. Ответ был получен: они не размножались. Хотели, чувствовали потребность, но не размножались. Может, заключение повлияло на фертильность или отбило желание переходить к действиям.
Или это было невероятное самообладание. Они не могли не понимать, что станет с их потомством. Им бы не позволили оставить детей, растить их. Впереди их ждали только медицинские исследования и вивисекция. Даже монстры желали лучшего будущего для своих детей.
— Сегодня я кое-что поняла, — сказала Керри. — Ни завтра, ни потом мы ничего не добьемся, если продолжим действовать, как сейчас. Вокруг них словно защитная раковина, — она поднесла кофе к губам и посмотрела на полковника поверх чашки, но не смогла ничего прочесть по выражению лица. — Мне продолжать?
— Я слушаю.
— Вы правы, раппорт требует времени. Но не только времени. Ваши заключенные могут обладать дополнительными органами чувств, но ум-то у них человеческий. Более-менее. Он будто перекрыт чем-то еще, и это не то чтобы хорошо, однако по сути своей они не перестали быть людьми и обращаться с ними нужно как с людьми. А не с животными. — Она сделала паузу, чтобы оценить его реакцию. Что ж, по крайней мере, внимание она не потеряла. Хотя до сих пор ничего не предложила. — Если бы они выглядели более похожими на людей, не проще было бы установить раппорт, обращаясь с ними как с людьми? Я читаю газеты. Смотрю телевизор. Я слышала, что говорят о пытках. Все «за» и «против». Я знаю, какие они бывают. Главное, что я вынесла из этого: люди, которые умеют добывать надежные сведения из заключенных, говорят, что добиваются этого человечным отношением. В том числе дают заключенным что-то, что те любят или хотят. Во времена Второй мировой войны в плен взяли немецкого офицера, который любил шахматы. Он заговорил после того, как следователь стал играть с ним в шахматы. Для нужного результата потребовалась такая малость.
— Вряд ли эти чудики захотят играть в настольные игры.
— Нет. Но каждый из них чего-то хочет. Есть кое-что, что каждый любит больше всего на свете.
«И я опасаюсь, что это одна и та же вещь», — додумала она.
Рассказывая Эсковедо о том, как можно использовать это для достижения их цели, она ожидала отказа, притом категоричного. Вместо этого он согласился почти мгновенно.
— Идея мне не нравится, но нам следует поторопиться, — ответил он. — Мы не просто наблюдаем за их неподвижным сидением в карьере. Мы измерили направление лазером. И узнали, что они сидят под идеально выверенным углом. После прошлой ночи они его поменяли. На что бы они ни ориентировались, оно сдвинулось на север.
* * *
Следующим утром рассвет занялся в положенное время, небо очистилось, ветер унес туман и над горизонтом наконец засияло солнце. Два дня все объекты, располагавшиеся на расстоянии пятидесяти футов и дальше, были скрыты, и теперь возможность неограниченно видеть казалась подарком небес. От такой свободы накатывала радость. А ведь всего два дня прошло.
Что же тогда почувствует Барнабас Марш, оказавшись в океане впервые за восемьдесят с лишним лет? В настоящем море, а не в жалкой имитации, которую откачивали из карьера и закачивали в него. На Марша, естественно, надели самодельную цепь, три охранника были готовы пристрелить его с берега и еще три — с парапета тюрьмы… но все равно ведь — настоящее море!
То, что на эту роль выберут Марша, было неизбежно. Это небезопасно, да и шанс у них всего один; Маршу не откажешь в хитрости, но он же самый старый и — прямой потомок человека, изменившего судьбу Инсмута. Он обладает самыми глубокими знаниями.
А может, и высокомерием, чтобы ими поделиться, и злорадством.
Когда привели Марша, Керри ждала у мелководья. Длинная цепь, одним концом крепившаяся к его ноге, заканчивалась висячим замком на раме квадроцикла, который медленно двигался параллельно с ними. В открытой борьбе Марш мог разбросать людей, но против квадроцикла у него не было шансов.
Цепь была достаточно длинной, однако за несколько шагов до кромки воды Марш остановился и уставился на блестящее раскинувшееся море. Кому-то показалось бы, что он не верит своим глазам или наслаждается зрелищем, но Керри чувствовала, что дело не в этом. «Они заново знакомятся, — поняла она. — Вот что происходит».
Он прошлепал вперед, таща за собой цепь, и бросил на нее любопытный взгляд, когда она подошла к воде — в синем водолазном костюме, который ей тут подобрали, с маской и трубкой для плавания в руках. Он снова остановился, и она почувствовала, что той частью, которая принадлежала человеку, он понял, кто подал им эту идею.
Впрочем,
