Избави нас от зла - Том Холланд
— И все же, как говорится, — с расстановкой возразил раввин, — даже в самом крохотном, самом невзрачном цветке можно обнаружить величайшие таинства и секреты.
— Выражайтесь яснее, сэр, — попросил я его, сузив глаза. — Какой смысл может таиться за этими словами?
— У вас есть эта книга?
— Да, но она не при мне.
— Тогда сходите за ней и принесите ко мне в синагогу. Я подожду вас там.
— И все же, — крикнул я ему вслед, — на что вы надеетесь?
Но он уже был далеко, пропал в темноте. Я позволил ему уйти, хотя еще слышал его шаги. Еще несколько мгновений я не мог оторвать взгляд от могил. Наконец я взял себя в руки и отправился в обратный путь.
Но когда я вернулся в нанятое нами жилище, книги не оказалось. Я смотрел на то место, где она лежала, и чувствовал, отказываясь верить собственным ощущениям, как немеют мои конечности, словно меня накормили болиголовом. Миледи… Где Миледи? Еще не вернулась. Я стал дико кричать, звать ее. Потом я обшарил каждый угол наших комнат, хотя знал, яростно переворачивая все вверх дном, что не найду книгу, что Миледи или кто-то другой унес ее с собой. В конце концов я снова вышел на улицу. Я занялся поисками Миледи, посетил самые отдаленные уголки Праги, побывал во всех местах, куда имела обыкновение наведываться Миледи. Но так и не нашел ее. Один раз, когда я выкрикнул ее имя, две шедшие впереди меня фигуры приостановились, затем обернулись. Их глаза горели, казалось, так же, как горят глаза вампиров. Они сразу же отвернулись и исчезли в темноте. Я помчался следом, но не смог отыскать их. Вскоре я заблудился среди особняков Малой Страны и побрел наугад, пока не оказался на берегу реки. На востоке загорался рассвет. Охота за Миледи продолжалась всю ночь. Внезапно я снова ощутил тяжесть во всех конечностях, а боль в животе стала отдаваться тяжелыми пульсирующими ударами по всему телу. Я повернул назад, к своему пустому жилищу…
Однако оно уже не было пустым. Миледи сидела на краю своей кровати. В руках у нее была книга.
Я подошел к ней. К моему негодованию прибавилось подозрение.
— Где вы были? — обратился я к ней очень холодно.
— Занималась делом, — ответила она не поднимая глаз.
— Делом? — переспросил я, и мой голос прозвучал недоверчиво.
— Я размышляла, — пробормотала она, по-прежнему не отрывая взгляда от книги, — спорила сама с собой всю эту долгую ночь, должна я или не должна уничтожить эту вещь. Уничтожить окончательно, Ловелас, уничтожить так, чтобы ничего не осталось. Потому что чем больше я надеюсь на нее, тем сильнее меня одолевает страх.
Она оторвала наконец глаза от книги и посмотрела на меня. Мой гнев растаял от одного взгляда на ее лицо. Оно показалось мне непостижимо нежным и хрупким, взгляд был пустым и мутным, и было заметно, что Миледи явно нервничала. Я взял ее за руку и очень осторожно поцеловал ее, потом наклонился и шепнул на ухо:
— Мы должны сейчас же идти в синагогу.
Я почувствовал, как она встрепенулась, а когда отступил на шаг, чтобы еще раз посмотреть ей в глаза, увидел, что они загорелись прежним блеском.
— Вам удалось что-то выяснить? — спросила она.
— Возможно.
— Что?
Я пожал плечами.
— Скажите мне! — внезапно закричала она.
Ее глаза вспыхнули, бледное лицо утратило прежнее спокойствие, непрестанно искажаясь какой-то незнакомой мне ненасытной страстью.
— Что вам удалось обнаружить?
— Мы ничего не узнаем, — холодно ответил я, — пока, как я уже сказал, не отправимся в синагогу.
Миледи встретила мой взгляд, и довольно долго ни один из нас не говорил ни слова. Потом она едва заметно повела плечом, а по ее лицу пробежала тень усталости.
— Очень хорошо, — согласилась она и крепко прижала книгу к груди, — пойдемте.
Ловелас сделал паузу. Его губы тронула полунасмешливая улыбка.
— Я не знаю, чего мы ожидали. Как только мы вошли в синагогу, раввин привел нас не в хранилище древних бумаг и не в какое-то опасное, тайными силами населенное место, а к старухе, прикованной к постели. Ее лицо каким-то непонятным образом еще хранило следы увядшей в незапамятные времена красоты, но разум, казалось, почти покинул ее, прихватив с собой и слух. Раввин, должно быть, прочитал мои мысли по выражению лица, поэтому улыбнулся мне, направляясь к постели пожилой женщины.
— Это Джемайма, — сказал он, придвигая к постели стул, — внучка раввина Льва и племянница раввина Самуила.
На лице Миледи я увидел словно отраженную в зеркале вспышку своего собственного интереса.
— Значит, вы полагаете, — спросила она, подходя ближе к постели, — что они могли научить ее читать таинственную рукопись?
— По правде сказать, — ответил раввин, — я не очень-то в это верю. И все же из всех, кто знал раввина Льва, в живых осталась только Джемайма.
Он склонил голову в молчаливой молитве, потом потянулся к книге. Однако Миледи не пожелала выпустить ее из рук и ревностно оберегала, даже когда переворачивала страницы и раскладывала на постели. Джемайма продолжала смотреть перед собой, словно совершенно не осознавала присутствия книги рядом с ней, а потом положила трясущуюся руку на раскрытые страницы. Она опустила на них взгляд, и ее губы стали шевелиться. Какое-то короткое мгновение я чувствовал прилив надежды, но потом старуха моргнула и отрицательно покачала головой, продолжая бормотать себе под нос непонятные слова. Миледи захлопнула книгу, и я увидел гримасу неистовой ярости и горького отчаяния, застывшую на ее красивом лице.
Я тут же вспомнил, что раввин Лев рассказывал о том, что его тоже когда-то охватило отчаяние, а именно в тот момент, когда он тоже потерял веру в то, что сможет прочитать книгу. И словно по волшебству в один жаркий день после полудня — возможно, в этой самой комнате, где мы сейчас собрались — от его отчаяния не осталось и следа при появлении ребенка, его внучки. Я повернулся к раввину.
— Вы говорили мне о книге, о той книге, где раввин Лев предсказал мое появление.
— Да…
— Можете вы найти ее?
Он бросил на меня удивленный взгляд, потом слабо улыбнулся.
— В этом нет необходимости.
Он сунул руку под мантию, достал тоненький томик в кожаном переплете и протянул его мне. Я жадно выхватил у него книгу и стал быстро перелистывать страницы, пока не дошел до той, которая была заложена цветком. Он все еще был в книге. Какое-то мгновение я сидел, словно окаменев и не отрывая от цветка взгляда, потом осторожно протянул томик Джемайме. Она взяла его, нахмурилась,
