Кодзи Судзуки - Кольцо (другой перевод)

— Есть отель на озере Хамана и подобный комплекс в префектуре Миэ, недалеко от Хамадзимы.

Нет, это слишком далеко. У них и денег-то столько не было, чтобы добраться до Хаманы или Хамадзимы. Откуда взяться у школьниц или студентов такой сумме?

— Я вас понял. Приятно, что ваш клуб отвечает своему названию и предоставляет отели на побережье. Огромное спасибо.

Сразу после этого девушка бодро приступила к неизбежным в подобных случаях объяснениям, как прекрасно быть членом их клуба и какие невероятные скидки ожидают того, кто запишется и заплатит членский взнос. Поток слов на том конце провода не иссякал, и Асакава счел возможным вежливо перебить девушку:

— Все понятно. Спасибо. О деталях я справлюсь в информационной брошюре. Сейчас я продиктую вам адрес, на который вы сможете ее выслать.

Продиктовав адрес, Асакава повесил трубку на рычаг. Слушая объяснения девушки, он почувствовал, что было бы совсем неплохо стать членом какого-нибудь клуба. «Ну ладно, — подумал он, — появятся лишние деньги, запишусь куда-нибудь».

Прошло около часа с того момента, как Йоко заснула. Родители Сидзуки уже уехали, а она сама стояла на кухне возле раковины и мыла посуду вместо старшей сестры, которая в последнее время то и дело впадала в глубокую задумчивость. Асакава принялся резво носить посуду из комнаты в кухню.

— Да что с тобой сегодня случилось?! — удивленно произнесла Сидзука, впрочем, не отрываясь от посуды. — И дочку ты укладываешь, и с посудой помогаешь… У тебя ломка характера, что ли? То есть я не против, конечно…

Асакава не хотел отвлекаться от своих мыслей. Ему не нравилось, что кто-то вмешивается в его размышления. Он хотел, чтобы его жена — как и дОлжно жене — рифмовалась со словом «тишина». Лучший способ заставить женщину замолчать — это оставлять ее вопросы без ответа.

— Слышишь, а перед тем как ее уложить, ты памперс поменял? Будет ужасно, если Йоко пописает под себя и намочит что-нибудь…

Пропустив слова жены мимо ушей, Асакава озирался по сторонам. Рассматривал кухонные стены. Именно здесь умерла Томоко. Именно на этом полу валялись осколки стакана в луже кока-колы. Наверное, девочка как раз собиралась выпить ледяной, только что из холодильника, колы, когда вдруг проявился губительный вирус. Асакава открыл холодильник и повторил все действия Томоко. Потом выпил воображаемой кока-колы из воображаемого стакана.

— Казуюки, что ты делаешь? — Жена смотрела на него с раскрытым ртом. Асакава, не обращая внимания, продолжал делать вид, что пьет. Потом медленно обернулся назад. Обернувшись, он чуть ли не носом уткнулся в дверь из дымчатого стекла, разделявшую гостиную и кухню. На матовой поверхности отражался свет маленькой флуоресцентной лампы, подвешенной над мойкой.

То ли из-за того, что на улице еще не стемнело и в гостиной было светло, то ли по какой-то другой причине стеклянная дверь отражала лишь размытое пятно — лиц находящихся на кухне людей не было видно. Но если за дверью абсолютная темнота, а в кухне горит свет, то… Ну конечно! Совсем как в ту ночь, когда Томоко стояла перед этой дверью… Стеклянная дверь должна была, как зеркало, отражать все, что происходило на кухне. Асакава представил, что стекло, на мгновение отразившее искаженное от ужаса девичье лицо, теперь будет вечно хранить в себе этот образ. Волшебное стекло — повинуясь прихотливому соотношению света и тьмы, оно то становится прозрачным, то вдруг превращается в зеркало…

Не выдержав, Сидзука протянула руку, чтобы привести в чувство Асакаву, который как завороженный неотрывно глядел на стеклянную дверь, придвигаясь к ней все ближе и ближе. Именно в этот момент со второго этажа раздался детский плач. Это проснулась Йоко.

— А, наша Йоко пробудилась, — сказала Сидзука, наскоро вытирая руки полотенцем. Но, странное дело, вместо обычного «плача-после-сна» со второго этажа неслись непривычно громкие надрывные звуки. Сидзука торопливо побежала наверх.

Когда Сидзука выбегала, в кухню вошла Ёсими.

— Вот. Возле пианино валялось. — С этими словами Асакава как ни в чем не бывало протянул невестке членский билет на имя Ноноямы. Ему хотелось посмотреть, как она отреагирует. Ёсими взяла карточку, повертела в руках. Потом в недоумении пожала плечами и сказала:

— Странно. Не пойму, откуда она взялась.

— Томоко могла одолжить ее у кого-нибудь из подружек.

— Мне лично это имя незнакомо… Нонояма Юки… Я точно не знаю, может, у Томоко и был какой-нибудь знакомый Нонояма… — Ёсими в смятении посмотрела на Асакаву: — Ой, как нехорошо. Такая важная вещь! Чужой членский билет… Глупая моя девочка… — Ёсими осеклась. Любая мелочь приводила ее в отчаяние, усиливала скорбь. Асакава засомневался было, задать вопрос или нет. Наконец сказал:

— Ну… Например, Томоко могла летом съездить с подружками в гостиницу на побережье…

Ёсими отрицательно покачала головой. Она доверяла дочери. Томоко не могла обмануть ее и уехать с друзьями неизвестно куда на целую ночь, не сказав ни слова. Да еще перед самыми экзаменами.

Асакава прекрасно понимал, какие чувства обуревают сейчас невестку, и решил сменить тему. Было ясно, что Томоко ни за что не стала бы говорить родителям правду. Да и родители, услышав что-нибудь вроде: «Я знаю, что у меня на носу экзамены, но все равно собираюсь поехать со своим дружком в отдельную виллу на берегу Тихого океана», в жизни не отпустили бы дочку из дома. Так что девочка, скорее всего, отпросилась якобы переночевать у подруги. И, соответственно, родители ничего не знают.

— Может быть, будет лучше, если я сам поищу владельца и верну ему карточку?

Ёсими молча кивнула и выбежала из кухни на зов мужа, который находился в гостиной. Безутешный отец, потерявший свою единственную дочь, стоял на коленях перед новехоньким буддийским алтарем. Вперившись глазами в фотографию Томоко, стоявшую на алтаре, он вполголоса о чем-то с ней беседовал. Невероятно, но голос его звучал чуть ли не радостно, и Асакаве стало не по себе. Было странно видеть, как взрослый человек не хочет примириться с очевидным фактом, не верит в реальность происходящего. Ну что ж, остается только молиться о том, чтобы несчастные родители смогли оправиться от постигшего их горя.

Одну вещь Асакава знал наверняка. Если предположить, что человек по имени Нонояма одолжил Томоко свой членский билет, то было бы естественным предположить также, что, узнав о смерти Томоко, Нонояма звонит ее родителям и просит вернуть карточку. Однако мать Томоко ничего об этом не знает.

Разумеется, что Нонояма не мог забыть о карточке. А даже если бы он и забыл, его родные, памятуя о баснословных членских взносах, обязательно бы ему напомнили. Так как же объяснить происходящее? У Асакавы было определенное мнение на этот счет — Нонояма дал карточку кому-то из оставшихся троих: Харуко, Сюити или Такэхико. А потом уже, в течение вечера, карточка каким-то образом оказалась у Томоко. Поэтому Нонояма будет звонить родителям того, кому он дал свой членский билет. А родители попытаются отыскать чужую вещь, которую потерял их ребенок. И разумеется, они ее не найдут, потому что карточка у Асакавы. Короче, надо будет обзвонить родителей остальных трех ребят — может быть, удастся через них узнать адрес Ноноямы. Лучше всего сделать это уже сегодня, и если это не даст никаких результатов, значит, компания собралась без помощи членского билета клуба и не в «Пасифик Лэнд», а где-то в другом месте. Впрочем, с Ноноямой стоит встретиться и поговорить при любом раскладе. В крайнем случае придется обратиться в администрацию клуба и попросить адрес Ноноямы у них. Но напрямую обращаться не имеет смысла — они, конечно же, ничего не скажут, поэтому надо будет задействовать свои журналистские связи. Как говорится, с волками жить — по-волчьи выть.