Василий Гавриленко - Бремя Мертвых

   -Андрюша, Коленьку посадили.

   Брат Николай, уехавший на заработки на Север, в пьяной драке убил человека.

              -Андрюша.

              Брат Николай пошел по стопам отца...

              Вина, вина его рода придавила к земле, сокрушила.

   Андрюша заплакал.

   Мама подскочила, обняла, уткнувшись мокрым лицом в шею.

              -Уйду я, мама.

              -Куда, Андрюша? Куда?

  -В монастырь.

              Мама отстраняет его. Смотрит на Андрея широко распахнутыми (почти безумными) глазами. Рот ее искривляется и из горла поднимается крик...

              Но почему он мужской, этот крик? Почему его мама кричит мужским голосом?

   Отец Андрей вскочил.

              Внизу, скрыв дорогу и поле, клубился сизый туман. Бледный обломок луны торчал над верхушками елей.

   Тишина.

   -СПАСИТЕ!!!

              Кричит мужчина. Нет, скорее, юноша.

              Откуда-то из тумана.

   А туман - это смерть.

   Собачий лай.

              Значит, с парнем собака.

              Что с ними приключилось?

              Ежики в тумане, блин.

              Отец Андрей мрачно усмехнулся, подхватил с земли рюкзак, поправил АКМ.

              Туман - это смерть.

   Но мы все-таки пойдем в туман.

              Он сбежал с пригорка. Асфальт защелкал под подошвами сапог.

              Отец Андрей забросил бороду на левое плечо, спрятал под куртку серебряный крест. До боли вдавил в плечо приклад АКМ, поводя стволом слева-направо.

   Из тумана вынырнула темно-зеленая Дэу-Нэксия. За рулем - пустота. Дверцы - настежь, сиденья вспороты ножом.

   -Эй!

   В ответ залаяла собака, потом голос - почти мальчишеский - отчаянно заверещал:

   -Скорее сюда! Пожалуйста! У меня кончились патроны.

              Отец Андрей не раздумывая побежал на голос.

              Туман распахнулся перед ним, и бывший монах увидел замерший вездеход, двух упырей, сраженных чем-то острым, парнишку в форме военнослужащего РА, отчаянно поднявшего саперную лопатку над головой, овчарку, беснующуюся в люльке вездехода.

   И - несколько тварей, бредущих по траве прямо к вездеходу.

   Отец Андрей прицелился, надавил на спуск. Голова ближайшего упыря взорвалась, он завалился на бок, белесая от росы трава побурела.

              Что-то тяжелое навалилось на спину бывшего монаха, он от неожиданности согрешил, ругнулся по матери, перебросив через голову упыря. Безрукая девочка-подросток в джинсах и грязной кофточке с надписью: KILL ME.

              Ну, kill так kill.

              Отец Андрей, чтоб не тратить попусту пули, выдернул из-за пояса мачете, отрубил упырю голову.

              -СКОРЕЕ!

              Парнишка кое-как отбивался саперной лопаткой от трех упырей, один из которых был здоровый бородач, одетый, как обычно одеваются дальнобойщики.

              Отец Андрей поспешил к парнишке, сжимая в руке мачете.

   -А ну-ка, не мешайся, - прикрикнул он на парня. - Со своей лопатой. Еще заедешь мне по балде ненароком.

   -Куришь?

   -Угу.

              Отец Андрей с неодобрением взглянул на парнишку.

              -Не рановато в твои-то годы курить-то? Ну ладно, держи.

              Парнишка зябко повел плечами. Взял сигарету. Сказал простуженным голосом:

   -Да у меня есть... Мальборо.

              -Береги, пригодится.

              Отец Андрей чиркнул зажигалкой.

   -Как зовут-то?

   Парнишка поперхнулся дымом, закашлялся.

              -Володя.

    -А собаку?

   -Джек.

   Овчарка повела ушами, взглянула на отца Андрея, зарычала.

   -Джек, - прикрикнул на пса Володя. - Я тебе порычу!

              -Да чего там, - вздохнул отец Андрей, выпуская дым через ноздри. - Пусть его рычит. Хорошая собака, раз рычит. У меня вот тоже была псина, Леви, да упыри съели.

   Володя криво улыбнулся, но, увидав торжественно-серьезное выражение лица своего спасителя, подавил улыбку.

   -А вас?

   -Что?

   -Ну, как вас зовут?

   -Отец Андрей.

     Володя с уважением посмотрел на бороду собеседника.

              -Вы ... поп?

              Отец Андрей искоса взглянул на Володю.

     -Монах. Теперь уж бывший. Жил в монастыре, да вона оно как вышло... А ты, я вижу, солдат?

              Володя кивнул. Нахмурился, вспомнив ПП «Дальний».

     -Солдаты шилом бреются, солдаты дымом греются, - раздумчиво продекламировал отец Андрей.

              -Что?

              -Это Некрасов. Поэт такой. Не слыхал?

              -Слыхал, - отозвался Володя.

              Отец Андрей взглянул на небо. Рассвет. Нужно идти.

              -Отец Андрей, а где вы так научились орудовать этой штукой?

   -Мачете, что ли?

   -Ну да.

              Отец Андрей взглянул на пространство перед вездеходом сплошь усеянное порубленными телами.

   -А это, Володя, в монастыре отец Настоятель все посылал меня крапиву рубить. А крапива-то за баней в человеческий рост. Вот и натренировался.

              Он посмотрел на солдатика в упор и засмеялся. Смех его был так мягок и заразителен, что Володя не выдержал и захохотал, забывая ужас и этой ночи, когда, расстреляв последние патроны, он остался с одной лишь саперной лопаткой, и десятка предыдущих ночей и весь мрак своего пребывания на Пограничном Посту «Дальний».

              Чиркач. Александра Ивановна, Светлана

    Руки, руки!

   Скрюченные пальцы, мужские и женские, перепачканные грязью и кровью тянутся к ней, трогают лицо, грудь, ноги.

              Зомби ухватился за прядь на голове девушки, дернул. Волосы вырвались с корнем, тварь сунула их в рот, принялась, причмокивая, обсасывать.

              Светлана закричала.

   Дико, страшно. Так кричит волчица, попавшая в капкан, когда железо перерубает кости и сухожилия.

   Склизкие зубы вонзились в руку, но, исходя криком, Светлана не почувствовала боли.

              Ей вдруг стало все равно.

   Все кончено.

              Ее сейчас съедят.

   Ее уже съели.

              Рев мотора.

              Несущийся на огромной скорости автобус возник на пустынной улочке, как из-под земли.

   -Так вам, суки, - бормотала Александра Ивановна, давя на газ. Она рулила одной рукой (ох, лихачка!), свободной рукой держала кусок сырокопченой краковской и время от времени откусывала от него.