Джек Финней - Похитители Плоти

Волосы были каштановые и кудрявые, как у Бекки, надо лбом посередине уже различался знакомый треугольничек, густой и жесткий. Под кожей начала вырисовываться костная структура – скулы и подбородок, контуры глазных впадин. Нос был узкий, но косточка под переносицей вдруг начала расширяться, и я подумал, что, стань он на миллиметр шире, получится абсолютная копия носа Бекки – с точностью восковой отливки. Полные губы складывались в такой же точно – и это было самое страшное привлекательный рот. По бокам этого рта уже стали появляться две маленькие, почти незаметные озабоченные морщинки, которые возникли на лице Бекки Дрисколл за последние несколько лет.

Даже у ребенка кости и мясо не могут заметно вырасти быстрее, чем за несколько недель. Однако сейчас, стоя на коленях на цементном полу, я понимал, что плоть, на которую я смотрел, и кости под ней – все это сформировалось на протяжении часов и минут именно этой ночи. Это было просто невозможно, но я знал, что вот эти челюсти напряглись под кожей, рот расширился, губы набрякли и приобрели форму, подбородок удлинился на сантиметр, волосы приобрели именно этот оттенок, огрубели и стали жесткими, закудрявились и начали формироваться надо лбом – и все это на протяжении немыслимо короткого времени.

Надеюсь, мне в жизни никогда не придется увидеть что-либо страшнее этих глаз. Я не мог заставить себя смотреть на них, не отводя взгляда.

Величиной они были почти такие же, но еще не совсем такие, как у Бекки.

Они еще не приобрели точно той формы и оттенка, но набирали все большего сходства. А вот выражение этих глаз… Присмотритесь к человеку, который приходит в себя после обморока: сначала в глазах видны лишь первые проблески сознания, первые слабенькие искры возвращающегося разума. Так было и с этими глазами. Это была как бы несовершенная пародия на ясные, живые и насмешливые глаза Бекки. Однако, как бы они ни были лишены выражения, все равно можно было увидеть в этих незрячих голубых глазах под капризным лучом фонарика первые слабые намеки на то, что со временем станет глазами Бекки Дрисколл. Я застонал и согнулся пополам, надавливая обеими руками себе на живот.

На левой руке этого чудовища на полке, чуть выше кисти, был едва заметный шрам. У Бекки именно на этом месте виднелся след небольшого ожога, и я помнил его форму – он немного напоминал контур Южной Америки.

На левом бедре виднелась маленькая родинка, а под правой коленкой белел тоненький шрам, и хотя я не знал наверняка, но был уверен, что такие же отметины есть и у Бекки.

Передо мной на полке лежала Бекки Дрисколл – еще не завершенная. Это был предварительный набросок того, что должно было стать совершенно безошибочным портретом – все начато, все очерчено, и ничего окончательно завершенного. Можно еще так сказать: на полке в мутном оранжевом свете лежало размытое лицо, которое словно бы проглядывало сквозь толщу воды, но все равно знакомое каждой черточкой.

Я мотнул головой, отрывая взгляд от тела и снова возвращаясь к жизни, и глотнул ртом воздух, потому что на некоторое время инстинктивно задержал дыхание, в тишине подвала звук раздался громко и резко. Сердце у меня бешено колотилось, кровь прилила к голове волной ужасного возбуждения, и я подскочил на затекшие ноги, чуть не упав.

Быстрым шагом я двинулся по лестнице к двери на первый этаж. Она была не заперта, и я попал на кухню, оттуда в столовую. Потом я нащупал ступеньки и мигом взбежал наверх.

Передо мной был ряд закрытых дверей, и мне приходилось выбирать наугад.

Я наудачу направился ко второй двери, схватился за ручку двумя руками и начал медленно поворачивать ее, стараясь не шуметь. Когда язычок замка выскользнул из гнезда, я слегка приоткрыл дверь и просунул голову в комнату, не двигаясь с места. Темное бесформенное пятно волос лежало на подушке; невозможно было разобрать, кто это. Направив фонарик на лицо, я нажал кнопку и увидел отца Бекки. Он пошевелился, что-то пробормотал, я выключил фонарик и быстро, но беззвучно прикрыл дверь и понемногу отпустил ручку.

Все это было слишком медленно. Я уже не мог сдерживать себя – я жаждал врываться в двери, стуча ими о стены, орать во все горло и поднять на ноги весь дом. Достигнув двумя гигантскими шагами соседней двери, я открыл ее и с включенным фонариком вошел в комнату, ощупывая лучом стены, кровать, лицо спящего. Это была Бекки, она лежала неподвижно в маленьком круге света; лицо ее было словно четкий, ярко очерченный оригинал, ужасная пародия на который осталась в подвале. Я торопливо обошел кровать, схватил Бекки за плечо, держа в другой руке фонарик, и потряс ее. Она слегка застонала, но не проснулась. Тогда я подсунул руку под плечи и посадил ее.

Бекки только глубоко вздохнула с запрокинутой головой.

Больше ждать я не мог. Взяв фонарик в зубы, я отбросил легкое одеяло, подхватил Бекки другой рукой под колени и поднял. Потом, сделав шаг, перебросил Бекки через плечо, как это делают пожарники. Поддерживая ее одной рукой, я другой взял фонарик и направился к выходу. Тяжелой походкой – не знаю, производил ли я шум – я сошел по лестнице, пытаясь ступать на цыпочках, нащупывая ногой каждую ступеньку.

Закрыв за собой входную дверь, я зашагал по темной пустой улице, неся Бекки поочередно то на плече, то на руках. Когда я переходил бульвар Вашингтона, Бекки застонала, не открывая глаз, подняла руку и крепко обняла меня за шею. Потом открыла глаза.

Некоторое время, пока я шагал, всматриваясь ей в лицо, она полусонно посматривала на меня. Потом моргнула несколько раз, и ее глаза слегка прояснились. Сонным, как у ребенка, голосом Бекки проговорила:

– Что? Майлз, что такое?

– Потом расскажу, – с улыбкой успокоил я ее. – Думаю, с тобой все в порядке. Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. Ох, и устала же я! – Она осмотрелась, приглядываясь к темным домам, к деревьям над головой. – Майлз, что происходит? – Бекки подняла на меня взгляд с удивленной улыбкой. – Ты меня похищаешь? Тащишь в свое логово, что ли? – Она взглянула вниз и увидела, что под плащом на мне только пижама. – Майлз, – насмешливо пробормотала она, – разве ты не мог подождать? Не мог хотя бы спросить, как джентльмен? Майлз, что ты делаешь, в конце концов?

Тут я хмыкнул:

– Через минуту объясню, когда доберемся до моего дома.

Она вопросительно подняла брови, и моя улыбка сделалась шире.

– Не беспокойся, ты в полной безопасности: там Мэнни Кауфман и Беличеки; за тобой будет кому присмотреть.

Бекки с минуту смотрела на меня, потом вдруг поежилась: ночная прохлада давала себя знать, а рубашка на ней была из тонкого нейлона. Она крепче обняла меня за шею и плотнее прижалась, снова закрыв глаза.