Алексей Шолохов - Тело

Толик не хотел так. Ну, трахнули девку (или девок?) и все. Зачем убивать-то?

– Держите ее, – услышал он голос Гришки.

Анатолий поднял мутный взгляд и увидел, что Гриша сидит у голов сестер с ножом в руке. Сашка вразвалку подошел и сел на ноги девочек. Григорий с силой опустил нож и начал резать. Сначала была тишина, будто Гришка резал безмолвного барашка, потом Аня (или Яна?) закричала. И страшнее крика Толик никогда не слышал.

– Будьте вы прокляты! – кричала девушка.

Потом все снова стихло. Сестры выгнули свое красивое тело в последний раз, едва не скинув убийц, и затихли. Толик подошел ближе. От вида крови его мутило. Гришка встал, поднял за волосы голову одной из сестер и показал Анатолию. Голова крутанулась, разбрызгивая кровь, и повернулась лицом к Толику. Веки задрожали, и глаза открылись. Мертвые, бесцветные, словно глаза глубоководного чудовища, уставились на дрожащего Толика. Он видел картинки, пока веки чудовища не опустились. Постыдные картинки из своего прошлого. Вот ему двадцать. Толик пришел из армии. Работать он не хотел, а деньги требовались. Пенсионер из Степановского стал легкой добычей. Старик умер, как только Толик достал нож.

Перед тем как потерять сознание, Анатолий понял, мертвая голова показывает ему позорное прошлое только потому, что у него не будет будущего. Никакого. А настоящее имеет свойство заканчиваться.

– Вот и говорят теперь, что прокляли сестры ту деревню, – сказал тракторист и засмеялся.

Более глупой реакции Прудников не ожидал. Лучше с пасмурной миной выслушать анекдот, чем рассмеяться над историей с множеством убийств и изнасилований.

– А что это значит: две души в одном теле? – перебил его истерический смех Вячеслав.

– Сестры имели одно тело и две головы, – ответил Сергей Трофимович.

«Вот так история, – подумал Слава. – Ублюдки. Убить беспомощного человека…»

– А что было потом?

– В каком смысле?

– Что с этой деревней? Ублюдками? Сестрами?

– Ну, ты, малый, даешь? – хохотнул Бандурин. – Это же легенда местная. Вы ж в этой деревне ночевали. И что? Что с этой деревней? В том-то и дело, что ничего. Единственное, что стоит она на отшибе – без карты хрен сыщешь, да свиней там добрых выращивают. Кстати, поговаривают, что эти самые «два в одном» были племянницами старосты. А он придерживается версии, что уехали Аня и Яна в город, сделали операцию и живут теперь отдельно друг от друга.

– Бред, – вдруг сказал Славик.

– Что?

– Я говорю, это невозможно. Тело-то одно. Что там делить? Разве что отрезать голову, чтобы одна из них жила, – по мере развития мысли Слава погружался в воспоминания.

«Расскажи, расскажи, или мы сейчас расскажем».

«Это дядька мой».

«А, племяшка, ты уже нарвала».

«Черт! А что, если Марина и есть эта «два в одном»? Слишком как-то…»

– А что все-таки с убийцами произошло? И какое отношение ко всей этой истории имеет шахта?

– Самое прямое. После убийства сестер эту троицу схватили, оттащили к заброшенной шахте…

– И что?

– Не знаю. Говорят, что их мучили несколько дней, а потом сбросили в ствол. А кто говорит, что их просто выгнали. Но с тех пор их действительно здесь никто не видел.

Остаток пути они проехали молча. Вячеслав уже не замечал, как бьется головой о раму. Тревожные мысли посещали его. Что-то недоброе было в деревне, в старосте и его ферме. А что, если история с изнасилованием сестер-инвалидов имела место? Что, если староста похоронил тело, а затем наказал ублюдков, сбросив их в шахту? Славик вспомнил его звериную ухмылку, появившуюся, когда он думал, что на него никто не смотрит. Он сошел с ума. И теперь он может убить кого угодно. Хотя, что ему мешало убить их в собственном доме? Или на ферме? Или просто вчера отдать их на растерзание головорезам в грязных футболках? Он мог с ними сделать что угодно там, в деревне. Ведь, по сути, она была его.

«Ах да! – Слава мысленно шлепнул ладошкой себе по лбу. – Шоу!»

Прудников вспомнил концовку неудавшегося анекдота и, несмотря на опасность сложившейся ситуации, улыбнулся.

– Секс был, жратва была. Нет, блин, шоу захотел! – одними губами произнес Прудя и едва не засмеялся.

Борька ни разу не пожалел, что приехал сюда. Были кое-какие моменты, которые ему совсем не нравились. Полное раболепие перед старостой всех деревенских уже не удивляло. Всегда, везде и во все времена появлялся свой вожак, за которым люди готовы были идти хоть на край света. Один момент смущал. Борьке показалось, что местные ради него не только на край света, они и убить смогут, ткни он пальцем в жертву. Но это маленькое недоразумение окупалось с лихвой его гостеприимством. Хотя именно это самое радушие хозяина и ставилось под сомнение Мишкой. И это очень не понравилось Финагину. А кому бы понравилось? Ты накрываешь на стол, даешь кров для ночлега, а тебе – бац! и предъявляют: убийство с отягчающим.

«Все здорово, но что-то не так», – подумал Шувалов.

Боря осмотрел друзей. Мишка поник. Еще бы. Девка тоже шустрая попалась. Привезла парня к себе и слиняла с местным. Хороша подруга. Сонька, Олеся и Наташа шептались о чем-то девичьем. Сережка, положив голову на рюкзак, дремал.

– Я ей что-то порвал! – вдруг из глубины сознания раздался до боли знакомый голос.

Борька не сразу понял, что это у него в голове. Посмотрел на Самсончика, тот спал. Мишке было не до кого, он то и дело выглядывал за трактор в поисках сбежавшей «невесты».

– Пацаны, у нее кровь!

Яркая картинка предстала перед глазами. Он увидел себя. Напуганного и трясущегося.

– У нее там что-то порвалось, – не унимался шестнадцатилетний парень.

Славка, Мишка и Серега встали в дверях спальни трехкомнатной квартиры Шувалова. Борька голый сидел на полу у кровати в собственной спальне. Вид его был совершенно растерянный.

– Она умрет? – спросил он и поднял на друзей полный боли взгляд.

Самсонов подошел к девушке на кровати. Простыня между ног была в крови, а вот их гостья, казалось, спала. Сергей дернул ее за плечо.

– Она умерла? – прохныкал Боря.

Девушка шевельнулась. Открыла один глаз, пьяно ухмыльнулась.

– Это месячные, придурок, – проговорила она и попыталась укрыться собственной кофтой.

Борька не помнил, как они выгнали шлюху и куда он дел испачканную простыню, но собственный позор всплыл на поверхности сознания. Эдакий непотопляемый кусок дерьма. И что-то Шувалову подсказывало, что их всплывет еще много.

– Приехали!

Трактор качнулся. Пассажиры в телеге зашевелились. Боря посмотрел на Самсона, потом на Мишку. Вдруг его обуяло такое чувство отвращения к себе, будто он до сих пор был вымазан в менструальной крови.