Локальная метрика (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич

Жена увидела, что я чем-то озабочен, но дождалась, пока все поедят, а дети уйдут в комнату. С одной стороны, мне не хочется её пугать, с другой — игнорирование опасности ещё никого до добра не доводило.

— Ты хочешь сказать, что снаружи бродит какое-то чудовище? — жена сразу уяснила главное.

— Да, — сказал я, — как бы невероятно это ни звучало, но снаружи что-то есть.

— Оно может залезть к нам в дом?

Я подумал и вынужден был признать, что это возможно. Обычный человек с ножом без проблем выставил бы окна второго этажа, просто вытащив стеклопакет. Ну, или разбил бы стёкла, если сохранять целостность конструкции ему незачем. Да что там, тут и стену проломить можно в два удара топором. У нас вовсе не крепость — дом тёплый, но не рассчитан противостоять штурму.

— Я надеюсь, — я постарался произнести это как можно увереннее, — что ему это просто не нужно. Судя по следам на крыше, если бы оно захотело вломиться в дом, оно бы уже это сделало.

— Но что оно такое?

Я мог только развести руками в недоумении — я не знаю существ, способных выжить при такой температуре. Кроме человека, конечно. Но представить себе какого-то безумного альпиниста, бродящего там снаружи в кошках и с ледорубами в руках… Нет, это тоже перебор. Тем не менее, я пошёл в кладовку и открыл оружейный сейф — ключ от него пришлось поискать, я уже и не помню, когда последний раз туда заглядывал. Что поделать, я не охотник. Ружьё досталось мне по наследству от деда, обычная гладкоствольная курковая горизонталка двенадцатого калибра. Я оформил лицензию, купил сейф, поставил оружие туда и забыл про него. Теперь вот вспомнил.

Среди патронов оказалась преимущественно утиная дробь, но всё же отыскал пять пулевых и четыре крупной картечи. Ружьё было на вид в хорошем состоянии — да и что ему сделается? Курки взводились и щёлкали, бойки ходили свободно, ржавчины в стволе не видно. На всякий случай смазал спусковой механизм из комплектной маслёнки, протёр снаружи тряпочкой и счёл пригодным для использования. Показал жене, как взводить курки и переламывать стволы для заряжания, вставил в один ствол пулю, в другой картечь и положил на шкаф в коридоре — так, чтобы жена легко дотянулась, но не достал младший.

— Вот, — говорю, — дорогая. Если услышишь, что по потолку затопало, то беги сюда, хватай ружьё, взводи курки и жди, пока полезет. Как только отодвинет или проломит лист — стреляй, тут не промахнёшься.

— Думаешь, поможет? — с сомнением спросила жена.

— Ну, не железная же эта штука, — ответил я с уверенностью, которой не испытывал. — Заряд картечи в упор — никому мало не покажется!

— А ты что будешь делать?

— Это на случай, если меня не будет…

— Что значит «не будет»? — подхватилась жена. — И слышать об этом не хочу!

Я обнял её и прижал к себе, стараясь успокоить.

— Послушай, любимая, — я постарался говорить как можно убедительнее, — мне всё равно надо добраться до соседского дровника, как минимум. А в перспективе — и до магазина с заправкой. У нас в сарае пошёл последний ряд, такими темпами мы сожжём его за неделю, а дальше что?

— Не знаю! — жена кричит на меня шёпотом, чтобы не услышали дети, но слезы, текущие из глаз, действуют сильнее крика. — Ты опять! Опять уходишь, а я остаюсь ждать! Ты обещал, что этого больше не будет!

На самом деле я обещал не уходить больше в море, но разве это важно для расстроенной женщины?

— Успокойся, милая, — уговариваю я. — Это каких-то сто метров, ерунда. Ничего со мной не случится!

— Ага, — не унималась жена, — а если тебя сожрёт это чудовище? Почему ты оставляешь ружьё мне? Возьми его с собой!

— Это просто для твоего спокойствия, — не сдаюсь я. — Мне ружьё не нужно, вряд ли эта штука питается бывшими моряками, мы слишком жёсткие и солёные! То ли дело пухлые мягкие блондинки!..

— Я не пухлая! — возмутилась жена.

На самом деле я не уверен, что ружьё вообще сработает на таком холоде. Смазка колом встанет, бойки не пойдут — да мало ли что ещё. Возьму с собой сигнальную ракетницу, там замёрзнуть нечему — оттянул пружину, отпустил. Это не оружие, но, если влепить горящим комком смолы и магния, то это, как минимум, будет сюрприз. А ружьё пусть останется здесь как оружие последнего шанса.

Потренировал жену хватать ружьё со шкафа, взводить курки и стрелять — без патронов, разумеется. Раза с двадцатого стало получаться действительно быстро, так что я решил этим ограничиться, а то дети уже заинтересовались, чем это мы тут занимается. Младший, конечно, залип на ружьё так, что еле оттащили. Открыто держать заряженное оружие в доме с детьми — это, конечно, полное безобразие, но у нас вся жизнь теперь такое безобразие, что дальше некуда. В разряженном же ружье я смысла не вижу — пока жена нашарит патроны, зарядит и прицелится, стрелять будет уже незачем. Так что строго объяснил Младшему, что нельзя и это такое «нельзя», которое очень серьёзное, а не «если очень хочется, то можно». Он такие моменты понимает.

Объявил внеочередной запуск силовой установки — мне надо кое-что сделать, а дети пусть отвлекутся от вопроса: «А в кого это вы собрались тут стрелять?». Василисе он вполне может прийти в голову, она же девочка. Это мальчикам сама стрельба важнее цели.

Поскольку неведомое чудище отгрызло мне маяк, то нужен новый световой ориентир. Сходу придумалось два варианта, для надёжности — электрический прожектор и… обычная свечка. Свечка не зависит от батарей и не может перемёрзнуть до такой степени, чтобы не горел парафин. Ну, я надеюсь, по крайней мере. При минус тридцать они горят распрекрасно, в отличие от химических и электрических источников света. А вот электрический источник я доработал — впаяв между двух литиевых аккумуляторов проволочный десятиомный резистор и залепив стык термопастой. Всю эту конструкцию замотал в несколько слоёв теплоизоляции — получилась такая самоподогревающая система, не очень экономичная, но зато незамерзающая. Померив ток, я решил, что светодиодный линзовый блок от фонарика будет гореть, как минимум, пару часов, а этого более чем достаточно для первой вылазки. В результате мой люк на поверхность украсила деревянная конструкция из закреплённой на листе фанеры стоящей торчком швабры. На её поперечине с одной стороны повис электрический самодельный фонарик с подогревом, а с другой — стилизованный «под стимпанк» стеклянный свечной фонарь. Изделие декоративное, но ничто не мешает применять его и по прямому назначению — в кладовке нашлось несколько «долгоиграющих» осветительных свечей. Вообще-то при таком неподвижном воздухе можно было поставить просто открытую свечу, но у меня смутные сомнения, будет ли парафин нормально испаряться и гореть на таком холоде. А в фонаре всё же циркулирует тёплый воздух.

Оба фонаря я вынес уже зажжёнными, закрепил на швабре, убедился, что они работают и, подхватив лопату, пошёл потихоньку, впервые, с тех пор как мир сломался, удаляясь от дома. Аккуратно переставляю снегоступы, стараясь ставить ноги ровно и перпендикулярно, не зарывая их в снег. Передо мной прыгает по белой плоскости пятно света. Оказалось, что соблюдать направление при этом почти нереально — как я ни стараюсь идти прямо, но однородная поверхность, темнота и отсутствие ориентиров сбивают с толку. Приходится периодически останавливаться и поворачиваться — всем телом, капюшон не даёт оглянуться, — чтобы посмотреть, где там фонари у дома. И каждый раз оказывается, что следы мои идут причудливым зигзагом, хотя мне видится, что я двигаюсь как по нитке. Какая-то аберрация восприятия — заблудиться на ста метрах дистанции как нечего делать. Тем не менее, несмотря на постоянные остановки для коррекции курса, до цели я дошёл. Передо мной — точнее подо мной, — дом того самого соседа. Ну, я надеюсь, что того самого, и я ничего не перепутал и не отклонился от направления слишком сильно. Торчащий из снега конёк крыши не имеет особых примет — тут у большинства старых дачных домиков вот такие двускатные из потемневшего шифера. Это новопостроенные коттеджи кроют металлочерепицей или модной ячеистой мягкой кровлей, но они подальше, у них свой квартал, где участки скупали пачками по два-три и стоили там этакие палаццо — да я сам часть из них и строил, зарабатывая себе на гражданскую жизнь.