Александр Варго - Людоед (сборник)

– Двадцать-тридцать лет. В неволе больше.

– Значит, он вполне мог прожить эти шестнадцать лет.

Внезапно Смолин зашелся хохотом. Лающим, хрипло-отрывистым, который уже с трудом можно было назвать человеческим. Оглядевшись по сторонам, словно кто-то мог подслушивать их в таком месте, он сообщил с заговорщическим видом:

– Представляешь, он сломал наши ружья. Ничего не тронул. Ну, кроме двери. А ружья – в хлам.

– А ты догадываешься, зачем он это сделал?

Неприятная ухмылка вновь исказила лицо Смолина.

– Конечно. Я же не дурак.

Он потряс в воздухе древним оружием орочонов.

– Как ты там говорил? Засунуть эту штуковину ему в пасть?

– У тебя ничего не выйдет, – покачал головой егерь. – Он порвет тебя.

– И все равно я пойду в лес. Я должен.

Пожевав губами, Олег вдруг сказал:

– Ты ничего не изменишь, сержант. Даже если убьешь зверя.

Лицо Виктора приняло насупленное выражение, нижняя губа оттопырилась, а брови сдвинулись. В нем все больше проклевывалось нечто звериное.

– Какого черта? Почему?

– Потому что таков закон Вороньего мыса. Ты забрал у медведей деток. Теперь у вас забирают ваших. Баш на баш.

– Нет! – прохрипел Смолин.

– Да. Если ты убьешь его, твой сын все равно умрет. Представляешь себе каток, сержант? Который по наклону катится? Так вот, вы со своим корешом завели этот каток. Сначала он проехался по твоему Сереге, теперь догоняет тебя. И его уже никак не остановить.

Лицо Виктора было похоже на восковую маску, вместо глаз – пустые дыры, словно отверстия от палок в талом снегу.

– Ты предлагаешь мне оставить все как есть и вернуться домой? – свистящим шепотом произнес он. – Нет, старик. Проще действительно повеситься.

– Раньше надо было думать. Знаешь, что такое цуцванг? В шахматы играл когда-нибудь? Это когда какой бы ты ход ни сделал, дальше будет только хуже. Сейчас ты в точно такой же ситуации.

– Я должен попытаться, – упрямо заявил Виктор. – Другого выхода я не вижу.

Кряхтя, он поднялся на ноги.

– Развяжи меня, – потребовал егерь.

Смолин загадочно улыбнулся. Окровавленный клоунский рот разъехался в стороны, как открывшаяся рана.

– Нет. Тебе придется пожелать мне удачи. Если я убью медведя, я вернусь, и мы уедем отсюда. Если нет… что ж, значит, у тебя такая судьба. Ты тоже в какой-то степени повязан со мной, старик. Не забывай о моих «вонючих деньгах», на которые ты позарился.

– Если тебя убьют, я сдохну в этом подвале. Мой помощник будет здесь только через неделю. Оставь хотя бы воды!

– Извини, старик. Тебе остается только молиться, чтобы я вышел победителем. Молись и пой песню про свой гребаный камыш. Если я тебя сейчас развяжу, ты можешь наделать глупостей. Да, чуть не забыл!

С этими словами Виктор достал из внутреннего кармана бумажник, отсчитал пачку купюр и засунул егерю за ремень.

– Чтобы ты лучше молился за меня, – захихикал он. – Это твой гонорар, старик. Ты все-таки помог мне и заслужил эти бабки. Подумай о своей жене и океане, который ты ей обещал. Может, тогда твои молитвы помогут мне выйти победителем.

Егерь глубоко вздохнул.

– Океан, говоришь… Ладно, слушай. Возьми мой нож, он под лежанкой. Может, у тебя будет шанс. Постарайся нырнуть ему под брюхо, режь против шерсти, снизу вверх. Или попробуй прием с распоркой. Как только он заглотит ее, быстро выдергивай руку и режь ножом. Не давай ему подмять под себя. Помни про шею…

Виктор рассеянно кивнул и начал подниматься по ступенькам наверх.

– Эй, сержант! – позвал Шибаев. – Дай хоть ириску! Живодер!

– Не дам. От сладкого зубы портятся.

Он скрылся в доме, закрыв погреб крышкой.

Лицо егеря помрачнело.

– Если тебя порвет косолапый, а я тут сдохну, то здоровые зубы мне ни к чему, – проворчал он и, вздохнув, добавил: – Можно вытащить из грязи человека. Но очень сложно эту грязь вынуть из самого человека.

Несколько минут Виктор безмолвно сидел у окошка. Снаружи выл ветер, шелестя листвой в кронах, затем стал накрапывать дождь.

– А говорил, погода будет хорошая, старик, – хмыкнул мужчина. Он нагнулся, достав из-под лежанки тяжелый нож с широким лезвием. Вынул его из обтрепанных ножен, провел подушечкой большого пальца по лезвию. Кожа тут же разошлась, как «молния» на куртке, наружу выступили бусинки крови.

С помощью ножа он разрезал одеяло на лоскуты и плотно замотал ими левую руку до локтя. Взял крюк-распорку, взвесил ее в руке.

После этого мужчина закрепил нож егеря на поясе. Взглянув в окно, он понял, что фонарь не понадобится – начинался рассвет.

Он помнил, что медведи – ночные хищники. Но сейчас охотник не сомневался, что зверь поджидает его. Он будет ждать, сколько понадобится.

«Я иду», – мысленно произнес он, испытывая необъяснимо двойственное ощущение – смесь дикого, первобытного страха и азарта, который, словно впрыснутый наркотик, мчался, разветвляясь по кровеносной системе, подгоняемый каждым последующим ударом сердца.

Перед тем как покинуть избу, Виктор перекрестился.

На негнущихся ногах охотник вышел наружу. Он наступил на останки разорванной Юмы, даже не взглянув на кровь, которая осталась на ботинке. Впрочем, кровь быстро смыл дождь.

Было начало седьмого утра.

Москва, воскресенье, 11.09

Пожилая женщина лет шестидесяти пяти включила электрический чайник.

– Ларис, а Артем варенье любит? – спросила она, открывая банку с клубничным лакомством.

На кухню вошла женщина. На вид ей было чуть меньше сорока, и если бы не отсутствующий, безучастный взгляд, ее можно было бы назвать привлекательной и даже красивой.

– Иногда ест, – ответила она, доставая из холодильника сыр с ветчиной. – По настроению. Мария Николаевна, вы с Витей не разговаривали? Я вчера звонила, у него третий день телефон молчит.

– Он мне вообще в последнее время не звонил, – поджала губы Мария Николаевна. Она вздохнула. – Я, конечно, понимаю, такое случилось… Но зачем он уехал сейчас? Ничего не понимаю!

– Сказал, срочно по делам в Тайшет, – тусклым голосом произнесла Лариса. Она начала намазывать хлеб плавленым сыром, и от матери Виктора не ускользнуло, что все движения невестки были вяло-заторможенными, как у робота, чей заряд энергии подходил к исходу.

– Какие у него дела в Сибири? – буркнула Мария Николаевна. Чайник быстро закипел, издав щелчок включающей клавиши, и она начала разливать кипяток в чашки. – Вся его родня и друзья здесь! К тому же с его приятелем, Сережей, тоже беда приключилась… Следователь сказал, чтобы Витя в Москве был, а тот взял и в Тайшет махнул!

Лариса принялась резать ветчину, и лезвие, внезапно соскочив, рассекло ей подушечку указательного пальца. Мария Николаевна встревоженно охнула.

– Я сама, не вставайте, – сказала Лариса. – Ничего страшного.

– Господи, прямо что-то все не так и не эдак, – посетовала свекровь.

Между тем Лариса сунула кровоточащий палец под холодную воду, затем обернула его салфеткой.

На кухню заглянул мальчик с темно-русыми волосами и веснушчатым носом.

– Печенье еще осталось? – деловито поинтересовался он.

– Сначала завтрак, потом сладкое, – строго сказала бабушка, и карапуз надулся.

– А что мы потом делать будем? Мне скучно, – заявил ребенок. Усевшись на стул, он начал болтать ногами.

– Гулять пойдем, – ответила Мария Николаевна.

– А кто?

– Все втроем, – терпеливо произнесла бабушка.

– Я, мама и ты? Эх, жалко, Саши нет…

Лариса, до этого неподвижно смотревшая в окно, вздрогнула.

Мальчик подвинул к себе бутерброд с сыром и надкусил его.

– Артем, – осторожно начала Мария Николаевна. – Мы же с тобой говорили…

– Да, да, – как ни в чем не бывало сказал малыш. – Саша улетела на небо. Но почему? Мне скучно без нее. Она же ведь не старенькая? Это старенькие всегда на небо улетают… Как твой дедушка. Папа говорил мне. А Саша была не старенькой.

Лариса слегка покачнулась, будто потеряв равновесие и, осторожно ступая, вышла из кухни. Свекровь видела, что глаза женщины блестели от слез.

– Артемка, – дрогнувшим голосом сказала пожилая женщина, чувствуя, как у нее самой в горле застрял ком. – Иногда бог забирает к себе на небо и совсем молодых. И даже маленьких.

– Но почему?

На нее в упор смотрели темно-серые ясные глазенки внука. Эти глаза были доверчивыми, но сейчас они требовали ответа.

– Так устроена жизнь, Артем. Бог любит нас, но… иногда люди уходят от нас раньше времени. – Бабушке с трудом удавалось подбирать нужные слова. Она словно выискивала в густой траве землянику, пригнувшись и щурясь, стараясь при этом не обжечься о крапиву. – Видишь ли… Сашенька была хоть и молодой девушкой, но очень хорошей. Она сделала то, что должна была сделать в жизни. Понимаешь, Артем? Это называется – выполнить свое предназначение. Ей сейчас там, наверху, очень хорошо. Она смотрит на нас и очень огорчается, что мы так долго переживаем за нее. Она хочет, чтобы мы жили дальше, Артемка. Жили и развивались. Особенно ты. Сашенька ведь очень любила тебя. И она будет радоваться твоим успехам. Очень радоваться. Поэтому не подведи ее.