Анна Радклиф - Итальянец

Скедони умолк. Видимо, силы покидали его. Инквизитор приказал секретарю записывать все слова умирающего.

— Вы признаетесь в том, что отравили себя и отца Николу? — дав ему немного отдохнуть, снова спросил инквизитор.

Скедони ответил не сразу, но наконец после долгой паузы произнес:

— Признаюсь.

Инквизитор торопливо спросил, как он это сделал, где достал яд, были ли у него соучастники.

— Я сделал это сам, — коротко ответил Скедони.

— Где вы достали яд?

Скедони опять молчал, собираясь с силами.

— Я прятал его в одежде, — наконец промолвил он.

— Вы умираете, — напомнил ему инквизитор, — поэтому говорите только правду. Мы не верим тому, что вы сейчас сказали. У вас не было возможности достать яд, пока вы были в тюрьме, а до этого у вас не было в нем надобности. Признайтесь, кто был вашим соучастником.

С этим несправедливым обвинением во лжи Скедони не смог согласиться. Прежний гордый дух победил телесную слабость. Голос его был тверд, когда он ответил:

— Это был яд, который я наносил на кончик клинка своего кинжала. А кинжал я всегда ношу с собой.

Инквизитор насмешливо усмехнулся. Тогда Скедони предложил обыскать его. Он был столь настойчив в своей просьбе, что в конце концов его обыскали. Яд нашли зашитым в подоле его сутаны.

Однако по-прежнему оставалось неясным, как он мог воспользоваться им, чтобы отравить Николу, хотя накануне тот оставался с ним на какое-то время наедине. Никола не мог быть так неосторожен, чтобы принять что-либо из рук своего врага. Инквизитор продолжал настойчиво требовать назвать имя сообщника, но Скедони более уже не мог отвечать. Глаза, в которых еще минуту назад светилась жизнь, медленно тускнели, и вскоре от злодея Скедони осталось лишь страшное мертвое тело.

Маркиз, не в силах выносить того ужаса, свидетелем которого он стал, давно отошел в дальний конец камеры, где с одним из офицеров стражи пытался предугадать, чем все это кончится для него и как долго он будет вынужден здесь находиться. Бедняга Винченцо, забыв обо всем, даже пытался помочь врачу напоить Скедони лекарством.

Когда все было кончено и свидетели ожидали последнее признание Скедони, все постарались поскорее покинуть это ужасное место. Винченцо снова был отведен в свою камеру, где должен был ждать решения суда. Он был слишком потрясен всем виденным, чтобы отвечать отцу на его вопросы об Эллене. Маркиз, побыв с сыном еще какое-то время, отбыл в резиденцию своего римского друга.

ГЛАВА XII

Одна у нас судьба, одни скитанья.

Через несколько дней после смерти Скедони Винченцо ди Вивальди был освобожден, и маркиз отвез сына в дом своего друга в Риме.

Многие из общих друзей маркиза ди Вивальди и графа ди Марко собрались в этот день в доме последнего, чтобы приветствовать благополучное освобождение юноши.

Винченцо, худой и бледный, окруженный толпой друзей отца, принимал их искренние поздравления и отвечал на их расспросы, как вдруг раздался громкий радостный крик. Знакомый голос заставил юношу оглянуться, и он увидел в дверях гостиной Паоло, который, несмотря на усилия удерживающих его слуг, устремился к нему сквозь толпу недоумевающих вельмож.

— Мой хозяин! Мой дорогой господин! Пустите же меня к нему!

Воспользовавшись паузой, и недоумением гостей, и тем, что слуги, отпустив его, теперь лишь наблюдали, пряча улыбки, темпераментный и прямодушный Паоло, не обращая ни на кого внимания и умело действуя локтями, успешно пробился к своему хозяину и уже обнимал его. Для Винченцо это было самым счастливым мигом за все эти недели страха, неуверенности и страданий. Искренняя радость Паоло видеть его живым и свободным настолько растрогала его, что он забыл даже извиниться перед шокированным обществом за поведение своего слуги. Тем временем, пока слуги пытались как-то навести порядок, поднять упавшие стулья и оброненные табакерки, а маркиз направо и налево извинялся перед гостями, Винченцо, совершенно забыв, где он находится, обнял своего слугу. Наконец маркиз, подойдя к ним, решительно приказал Паоло покинуть гостиную, а сыну напомнил, что он в гостях, а не в своем доме. Напрасными были попытки Паоло объяснить, что они с синьором Винченцо были вместе в тюрьме инквизиции. Граф ди Марко, чтобы найти выход из создавшегося неловкого положения, наконец объяснил гостям, что верный слуга синьора Винченцо просто потерял разум от радости.

А Паоло, воспользовавшись молчанием все еще недоумевающих гостей, со свойственными ему пылкостью и многословием стал рассказывать о том, как он бродил под стенами тюрьмы, не желая расставаться с господином, как строил отчаянные планы его спасения и, наконец, пустился в путь в Неаполь, чтобы поскорее известить обо всем синьора маркиза.

— А теперь вот все так счастливо обернулось, я снова вижу своего господина. — Паоло, не сдержав слез, припал к ногам Винченцо.

Юноша, тронутый искренностью слуги, тем не менее тоже испытывал некую неловкость и тревогу от излишней экзальтированности Паоло и попытался его успокоить. Он нежно обнял его за плечи и поднял с колен, а затем торжественно представил его всем присутствующим как своего верного слугу и друга, кому обязан своим спасением.

Даже холодное сердце маркиза было тронуто таким бурным проявлением любви и преданности слуги, и он вполне искренне пожал Паоло руку.

— Я никогда не забуду твоей преданности, Паоло, и с этого момента считай себя свободным человеком. Перед всем благородным собранием я обещаю тебе свободу и тысячу секвинов в придачу за честную службу.

Но благодарности от Паоло, как все ожидали, не последовало. Бедняга покраснел, затем побледнел и, поклонившись маркизу, запинаясь, что-то невнятно пробормотал. Обеспокоенный Винченцо спросил его, что с ним.

— Нет, нет, синьор, зачем мне тысяча секвинов? — взволнованно ответил Паоло. — Зачем мне свобода, если я не смогу остаться с вами?

Растроганный Винченцо заверил его, что он не собирается расставаться с ним.

— Теперь ты будешь у меня первым и главным слугой в доме. Пусть это будет доказательством моего полного доверия к тебе.

— Благодарю вас, господин, — растерянно бормотал Паоло, — но я просто хочу остаться у вас в услужении, как это было, и мне больше ничего не надо. Я надеюсь, синьор маркиз не разгневается, если я откажусь от тысячи секвинов. Я их уже получил, услышав ваши добрые слова. Они стоят много больше, чем деньги.

Но маркиз не собирался менять свое решение.