Вольфганг Хольбайн - Книга мёртвых

Я замер на месте. Внизу что-то было, и я это явственно ощущал. На мгновение у меня мелькнула мысль, не следует ли позвать Говарда и Рольфа, но я отбросил ее, подумав, что в подвале от грозы мог укрыться кто-то совершенно безобидный, к примеру дворняжка, кошка или ничего не подозревающий бездомный, решивший устроиться здесь на ночь. Сначала нужно было разобраться с этим.

Я медленно пошел вперед, силясь действовать бесшумно, не издавая ни звука. Мои нервы были натянуты до предела. Наконец я добрался до темной тени внизу лестницы и вновь прислушался. Моя растревоженная фантазия рисовала опасности там, где их не было, и мне казалось, что в темноте кто-то двигается, на стенах танцуют какие-то тени, а в нишах и углах подвала звучит чей-то шепот.

Сверху донеслись очередные раскаты грома. Здесь они воспринимались по-другому: создавалось впечатление, что звук проникал сквозь толстый слой ваты. Блеснула молния, озарив часть подвала ярким светом.

Вскрикнув от ужаса, я выхватил шпагу.

Что это было? Что это стоит там у стены? Отойдя на два шага, я нащупал на поясе факел. Может, будет лучше, если я зажгу его? Я помнил, что с факелом нужно обращаться осторожно, ведь горящий магний уже не погасишь.

— Стой, Роберт! Это я!

Вздрогнув, я чуть было не ударил говорившего шпагой.

— Говард! — возмутился я. — Ты что, с ума сошел? Зачем ты меня так испугал?

— Прости. — Говард приблизился ко мне. — Я тебя тоже не сразу узнал, думал, что это голем.

Облегченно вздохнув, я отер рукой покрытый потом лоб. Еще одна молния озарила лицо Говарда. Он совершенно не нервничал. Наоборот, он улыбался!

Подойдя к нему, я хлопнул его по плечу.

— Говард, я всегда подозревал, что у тебя железные нервы.

Он сухо рассмеялся.

— А так все в порядке?

— Да, конечно. Я…

И тут мне в голову пришла одна мысль. Гурчик! Я не ощущал его присутствия с тех пор, как он вышел из повозки. Может, на этот раз мне удастся…

— Говард, я должен сказать тебе кое-что очень важное, — наконец-то мне удалось произнести это. — Только не перебивай меня и слушай внимательно.

Я торопливо поведал ему о приносившем мне неудачу маленьком кобольде, которого мне случайно довелось освободить из заточения. Пока я рассказывал все это Говарду, ничто мне не мешало.

— Теперь ты понимаешь, почему я так волнуюсь, что могу проиграть голему? — закончил я.

У меня гора с плеч упала. Теперь, когда Говард все знал, он мог мне помочь. И возможно, нам даже удастся прогнать этого гнома.

— Хм, — удивленно протянул Говард. — А ты уверен, что все это тебе не приснилось?

— Господи, ну я же тебе говорю…

— Ладно, ладно, — перебил он меня. — Это был просто вопрос. Но все это звучит немного… странно. Думаю, ты со мной согласишься.

— А есть какой-то выход из этой ситуации? — вздохнув, спросил я.

Нужно было спешить, ведь никто не знал, сколько еще времени я смогу говорить свободно. Если Гурчик заметит мое «предательство», то заставит меня отречься от моих слов.

Говард кивнул. Я едва смог разглядеть его движения в темноте.

— Да, выход есть, — помедлив, ответил он. — Но я же не дурак, чтобы сообщать тебе о нем.

Смысл его слов я понял не сразу, потому что за его спиной внезапно появились длинные извивающиеся тени. Щупальца!

Вскрикнув, я оттолкнул Говарда в сторону и потащил его за собой по лестнице. Мне казалось, что я вижу осьминожьи очертания шоггота, притаившегося в темноте подвала. Мое сердце готово было разорваться от напряжения. Я слышал, как Говард побежал по лестнице и внезапно остановился. Ничего не понимая, я оглянулся.

— Беги, Говард! Это же шогг…

Слова застряли у меня в горле, когда я увидел силуэт Говарда, озаренный сумеречным светом, проникавшим сюда через открытую дверь подвала. Отвратительные щупальца возникли вовсе не за его спиной, а… на его голове. Потребовалось несколько секунд, прежде чем до меня дошло, что это вовсе не щупальца. Только сейчас я понял, почему Говард сказал: «Выход есть, но я же не дурак, чтобы сообщать тебе о нем».

Голова Говарда сдулась, словно шарик, из которого выпустили воздух, а нос распух, приобретя форму ярко-красной картофелины. Щупальца превратились в длинные белые волосы.

— Гурчик!

Маленький кобольд упал на пол и покатился со смеху. Схватившись за свои толстые икры, он лежал на спине, сучил волосатыми ножками и молотил пятками по камню. Он едва не задыхался от хохота. Я готов был провалиться сквозь землю. Моя надежда разбилась вдребезги. Все было зря! Мне никак не удавалось обмануть этого проклятого малыша, который раз за разом складывался пополам в очередном приступе смеха.

Через какое-то время Гурчик, похоже, начал успокаиваться.

— Великолепно! — прохрипел он, выпучив свои огромные желтые глазищи и вытирая навернувшиеся от безудержного хохота слезы.

Я терпеливо ждал, пока он окончательно придет в себя.

— Настоящее веселье еще не началось. Бедняжечка ты мой, если бы ты только знал!

— Если ты, жалкий… — начал было я, но Гурчик тут же перебил меня.

— Ну вот, веселье начинается! — воскликнул он, указывая на лестницу.

Я оглянулся.

За дверью появилась огромная чудовищная тень. Я видел, что ее поверхность шевелится, покрываясь волдырями. В нос мне ударил запах азотной кислоты.

Монстр начал спускаться по лестнице…

Для людей тонкой душевной организации работа ночным сторожем в Британском музее была бы нелегкой, да еще в такую грозу, но Хэнка О'Кифа не так-то просто было вывести из себя. Он занимал эту должность с 1853 года, и обход высоких залов, где каждый его шаг отдавался десятикратным эхом, за эти тридцать три года превратился в обычную рутину.

Снаружи бушевала гроза. Такую погоду жители Лондона видели нечасто. Молнии вспыхивали на затянутом тучами небе одна за другой, а раскаты грома слились в бесконечный грохот. О'Киф мог бы даже отказаться от фонаря, так как сквозь высокие узкие окна проникал странный синеватый свет, озаряя стеклянные витрины и полки. Саркофаги в середине комнаты отбрасывали угловатые тени, и сморщенные тела мумий, казалось, подрагивали, словно были живыми. При каждом раскате грома стеклянные витрины позвякивали в темноте, вспарываемой вспышками молний.

О'Киф зевнул. Пожалуй, не придется даже будить своего напарника, чтобы сдать ему вахту, ведь при таком шуме ему все равно не удастся уснуть. Охранник устал, к тому же у него начала болеть голова. Не очень-то приятная ночка для сторожа, в особенности если он реагирует на погоду так, как Хэнк О'Киф.