Фантом. Последние штрихи - Томас Тессье
В то же время я сомневался, что когда-нибудь снова побываю в Огайо. Он был так далеко, где-то в стране прошлого. Иногда родной штат казался мне какой-то параллельной вселенной, вне зоны досягаемости. Я не хотел туда возвращаться, но время от времени думал о нем. Прошлое – забавная головоломка. Когда тебе двадцать, что ты помнишь о десятилетнем себе? Как мало я помню о тех временах, когда мне было двадцать, хотя это совсем недавняя часть моей взрослой жизни, и в то же время меня отделяют от нее сотни световых лет. Прошлое – нечто невозможное. Лично я думаю, что значимость психиатрии преувеличена. Она имеет дело с прошлым. Эта наука представляет собой вид интеллектуальной магии и, как любая магия, работает, только если ты в нее веришь.
Возьмем в качестве примера Нордхэгена и его камеру ужасов. Эта черная дыра засосала меня не так давно, но уже стала элементом прошлого. Этот эпизод стал не более чем любопытным случаем, миниатюрой, на которую я теперь смотрю через перевернутый бинокль. И я все это сотворил? Как странно!
А как же прошлый год? Лето и осень лондонского кошмара. Все эти трупы. Это не ошибка. И я не считаю, что мы свернули не туда. Мы просто должны были пройти через эти испытания. Лента Мебиуса по-нордхэгенски. Мы правильно сделали, когда разорвали ее; точно также мы правильно поступили, когда нашли Азию.
Мы надеялись создать какой-то импульс и потом оттолкнуться от него, но эта цель оказалась ложной. Теперь, когда в Англию пришло следующее лето, я осознал, что нет смысла режиссировать смерть и ужас. Они являются неотъемлемой частью сил природы, которые невозможно остановить. Вместо того, чтобы их подстегивать, нам надо научиться им не мешать. Смерть и ужас будут всегда следовать за ними, словно листья, облетающие с ветвей. Мы зря тратим время.
– К людям следует относиться, как к сырью, – говорит мне Лина. И продолжает: – Они – глина жизни. Не важно, что из них получится, главное – сам процесс. Только процесс имеет значение, потому что за ним стоят силы природы, и мы лишь немного им помогаем. Мы – лезвие в их руках, вот и все. Но этого достаточно. Мы – бактерии на нижнем ярусе бесконечных джунглей.
Я согласен. Возможности безграничны. Единственный путь – это путь вперед. Мы молоды, мы готовы. Зимой было хорошо, но теперь мы жаждем действия. Пора выходить на охоту.
До встречи в городе.
Зомби
Вот моя фантазия. Я сижу с автоматом в руках. Он красивый, но я не знаю, откуда он у нас, потому что мы не пользуемся огнестрельным оружием. Даже когда мы убивали стреловидными пулями, наш пистолет был другим. Огнестрел – слишком грязный способ убийства. Как бы то ни было, это автомат-пулемет с лазерным прицелом. Он весит всего четыре с половиной килограмма и стреляет пулями двадцать второго калибра с потрясающей скоростью тридцать штук в секунду. Длина дула всего двадцать три сантиметра, и автомат легко помещается в небольшой дипломат. Он оснащен гелий-неоновым лазером, который выпускает тонкий луч алого цвета, отмечающий цель красной точкой. Если он попадет в глаз, то на время ослепит человека. Прицельная дальность полтора километра или триста пятьдесят метров с глушителем. Он способен снести столб электропередач, прострелить стальные листы, стены из шлакобетона и покрытие «Роллс-Ройса». Это оружие стоит потраченных на него денег. И я сижу и любуюсь им.
Открывается дверь.
В комнату заходят Лина и Азия.
Смотрят на меня, я смотрю на них.
– Мы готовы, – говорит Лина.
Ратататататата, две секунды, максимум три.
И что мне теперь делать? Перевернуть автомат и посмотреть в ласковую тьму его дула? Привет, друг, которого я так долго ждал.
Какое великолепное оружие! Однажды Лина подцепила араба, и у него в дипломате лежал этот автомат. Мы превратили араба в зомби и выпустили в этот мир, хотя до встречи с нами он уже и так был зомби, пусть и другого рода. Автомат мы решили оставить себе на память. Если стрелять им в толпе, медленно поворачиваясь, то можно с легкостью уложить двести человек. Какие там полтора километра, представьте, на что он способен на расстоянии в три метра. Не хотелось бы, чтобы кто-то в Лондоне пустил в ход этот автомат.
Лондон все еще наш дом и самый главный источник добычи. Кого здесь только не встретишь! Но мы теперь исследуем и другие территории. До остальной Европы рукой подать, надо только пересечь Ла-Манш. Так много городов. Так много людей. Мы решили не ездить разве что в страны восточного блока, потому что там наша работа будет излишней. А также в Люксембург, который помог мне, когда я в этом нуждался, и куда я подумываю перебраться, если нам придется уехать из Лондона.
Конечно, Азию мы берем с собой. Она сделала нашу жизнь своей. Троицу невозможно разделить. Что может нам навредить? Что нас остановит? Самонадеянность? Как же!
Лина пользуется своей внешностью. Она заигрывает с мужчинами, и они попадают в наши сети. Даже Азия однажды кого-то подцепила. Вышла погулять днем. Лина приглядывала за ней – на всякий случай. Не прошло и часа, как какой-то парень увязался за ней до самого дома. Азия не сказала ни слова. Она лишь улыбнулась, и он пошел за ней, и она улыбнулась еще раз. Вам не нужно нас искать, мы сами вас найдем.
Мы их отпускаем. Они нам не нужны. В отличие от Нордхэгена, мы не коллекционеры. Если у нас и есть коллекция, то она ходит по улицам города. Можно погрязнуть в бытовых мелочах и не видеть общую картину. Мы находимся не в процессе накопления, а в процессе постоянного сокращения и улучшения. Если присмотритесь внимательно к прохожим на улице, то среди них можно увидеть и моих людей. Они – мой специальный проект. Мои произведения искусства.
Идея заняться этим появилась у нас следующим образом. Как-то вечером мы втроем смотрели фильм из коллекции Нордхэгена – «Белый зомби»[40], добротный старый ужастик, в котором Бела Лугоши творит зло в замке посреди джунглей. Фильм
