Эвелин Беркман - Случайный спутник

Барону фон Зиппельту 108 лет тчк

Глава 6

Сидя за рулем взятого напрокат старенького «фольксвагена» — лучше ничего не нашлось, — Марта медленно ехала по улицам Вюрцбурга в поисках Ноннен-аллее, 14. Портье в отеле сказал, что барон — городская достопримечательность, и объяснил, как найти его дом, но на деле это оказалось непросто. Несколько раз Марта останавливалась, чтобы узнать дорогу, и наконец очутилась на улице тихой и безлюдной. Казалось, ни одна живая душа не ступала на эту мостовую с тех пор, как ее уложили. По обеим сторонам улицы выстроились мрачные дома с массивными стенами — настоящая старина, и Марта улыбнулась ей с профессиональной нежностью искусствоведа. Вероятно, не больше полувека назад здесь жили исключительно служители кафедрального собора или профессора университета. Такие улицы она видела в Кенсингтоне: дома там сдавали когда-то только придворным королей Георгов, и на них по сию пору лежала печать августейшей сдержанности и отстраненности от мирской суеты.

Волнение овладело ею, когда она поднялась по двум мраморным ступенькам перед каменным портиком дома номер четырнадцать. Никогда еще ей не приходилось видеть человека, прожившего целый век. Как с ним говорить, как вести себя?

Видимо, есть какие-то возрастные изменения, на которые нельзя обращать внимания, умственные и физические отклонения… Вопрос языка тоже тревожил: ее немецкий, вполне беглый и внятный, мог оказаться недостаточным при длительном разговоре. А может, подумала она с надеждой, он не сможет ее принять? Легонько нажав кнопку звонка на медной, украшенной орнаментом пластинке, она услышала приглушенный металлический звук.

Почти сразу дверь отворилась. Слуга, лысое существо с крестьянским лицом, был в ливрее. Честное слово, в ливрее: в сюртуке со стоячим воротником и медными пуговицами, в полосатом жилете с низким вырезом, и все это сшито из чудесного материала по выкройкам, изготовленным никак не раньше прошлого века. Слуге было по меньшей мере под шестьдесят, а ливрее и того больше. Итак, он открыл дверь, словно ждал ее, отступив в сторону, впустил и выслушал цель визита. Потом, пробормотав «Прошу вас, фройляйн», провел по длинному, выложенному кафелем коридору, где веяло прохладой, пахло воском для мебели и еще чем-то неуловимым, что с каждым шагом становилось все ощутимей. Наконец слуга замер у тяжелой дубовой двери, коротко постучал, потом толкнул створку и, пропустив Марту вперед, вошел за ней. Тут загадка разрешилась: то был запах старости, сухого, чистого, ухоженного угасания. Ее поразила жара, которая стояла в комнате. Непонятно, откуда истекало густое тепло: огонь не пылал в изразцовом бело-голубом камине. Только приглядевшись, Марта поняла, что это не камин вовсе, а высокая башня Нюрнбергской печи, от нее и шел жар. Мельком она заметила кровать, массивную, разностильную, темную мебель и лишь потом обратила внимание на нечто вроде многослойного тюка фланели, почти поглощенное огромным креслом. Из окошечка в верхнем конце фланелевого кокона выглядывало лицо, ни мужское, ни женское, такое непостижимо съежившееся, что напоминало высохшие человеческие головы из антропологических коллекций, такого же пергаментного оттенка.

Тусклый свет блеснул в глазах этой живой мумии, и Марта поняла, что ее видят. Ее охватил молитвенный восторг, почти ужас. Она почувствовала себя слишком большой, слишком здоровой и — непростительно молодой.

Спеленутая мумия слегка приподняла руку в белой фланелевой перчатке, и слуга немедленно заговорил, заученно, как попугай. Видимо, это было заклинание, с которым обращались ко всем визитерам.

— С вашего позволения, мадам, я оставлю вас здесь на десять минут. Пожалуйста, говорите ясно и медленно. Если барон замолчит, соблаговолите подождать: он должен часто останавливаться, чтобы отдохнуть. Когда барон отдыхает, будьте любезны к нему не обращаться.

Марта кивнула, и слуга вышел, неслышно закрыв за собой дверь. Последовало молчание, которое она не решалась прервать.

Мумия открыла рот и, как ни странно, издала вполне внятные звуки:

— Вы говорите по-французски? — Марта почтительно склонила голову, и он продолжил: — Мой старый друг Брезертон написал мне о вас. Что именно вы хотите узнать?

— Месье, я изучаю некоторые частные вопросы истории восемнадцатого века, — сказала Марта, как было велено, — и ищу материалы о доме герцогов Восточной Франконии. Не могли бы вы мне рассказать о принцессе Шарлотте, супруге принца Виктора?

— Принцесса Шарлотта, — повторил барон, слегка оживившись. Что-то пробежало по его лицу, возможно, улыбка. — Да, принцесса Шарлотта. Бабка моего отца в возрасте четырнадцати лет была ее придворной дамой.

Это не укладывалось в голове. Всего два-три человека, проживших долгую жизнь, соединили столетия — от этой мысли мурашки пробежали по коже.

— Дьявольское создание, эта принцесса, — шелестел тихий голос, тихий, но ясный, нужно было лишь очень внимательно слушать. — Она всем приносила несчастье, только несчастье и беспокойство. Она никого не любила — ни своего мужа, ни своих детей, только себя да никчемного француза, слонявшегося при дворе, конюшего старого герцога.

Голос затих. Марта, подчиняясь инструкции, молчала. Молчание длилось почти минуту.

— И она любила карты, всевозможные карточные игры, — заговорил барон. С ума сходила по картам, но ей не везло.

Она проигрывала все деньги и занимала у придворных. Бедные фрейлины, они очень мало получали при этом дворе, тем не менее она занимала у них и никогда не отдавала долгов.

Нет, все-таки поразительно. Принцесса умерла в 1720 году, но сейчас, в середине двадцатого, на земле еще есть человек, который судит о ней, как о близкой знакомой, словно слышал все из уст в уста — да так оно, собственно, и было: он — от своего отца, тот — от своей бабки. Мост всего в четыре поколения соединил Марту с восемнадцатым веком.

— И несмотря ни на что, — продолжал барон, — все обожали ее. Она лгала, притворялась, обижала, а потом одним словом, одной улыбкой могла заставить любого простить себя. Да, все любили ее. Кроме одного человека.

Его голос стал тише и звучал теперь ровно и монотонно, подобно пчеле, бьющейся об оконное стекло. Казалось, что он говорит сам с собой. Марта вся собралась, чтобы не пропустить ни одного тихого слова.

— Фон Гельдерн. Шеф полиции. Он как раз только что получил баронство, это было очень трудно для простолюдинов, он добивался этого много лет. А принцесса немедленно высмеяла его новый титул, не смогла устоять. Этого смеха он ей никогда не простил.