Владимир Бочкин - Прорыв (СИ)

Агдам тоже пытался подняться. К счастью, как всегда до него поздно дошло, и он делал это медленно.

— Агдам лежать, — цыкнул я, и тот послушно рухнул обратно.

Аб бежал к группе заграждения и орал:

— Подождите, там есть живые люди, вы не должны…

Один из огнемётчиков обернулся и, через мгновение, одним факелом стало больше.

Мне хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать, как кричит Аб, когда огонь охватил его и стал пожирать смуглую кожу. К нему подскочили двое техников, сбили с ног и прижали баграми к земле.

Когда крики стихли, я отпустил Лиакею. Она сдавленно рыдала, размазывая по лицу слёзы, смешанные с грязью, в которую я её так щедро окунул. Я принялся вытирать её лицо рукавом.

— Но почему, почему, разве они не видели, что он живой.

Я растерянно молчал, а затем вспомнил прошлый прорыв и фразу, которую нам бросил молодой офицер, когда мы пытались вырваться из ловушки. Сейчас я повторил её Лиакее.

— Безумие не должно вырваться в город.

Сырость стала просачиваться сквозь куртку, а мне представлялся мой враг и конкурент Старина Аб. Он улыбался нагловатой белозубой улыбкой. Я вздохнул. Вот уж кому не было холодно.

— Уходим отсюда.

Возражений не последовало.

Под прикрытием кустарника мы осторожно выползли на одну из аллей, где нас никто не мог увидеть.

Лиакея стояла передо мной и дрожала. Я сам вздрогнул, когда представил, сколько времени она пробыла на холоде в тонкой кофточке. Я снял куртку, и Лиа с благодарностью приняла её.

Мы медленно побрели в город. Люди провожали нас глазами. Мы представляли собой живописное зрелище. Я поднял воротник пиджака, чтобы хоть немного скрыть синяки на шее. К сожалению, рану на лбу, запёкшуюся кровь в волосах и разорванную брючину девать мне было некуда. Как, впрочем, и окровавленную куртку Агдама и бедственный вид Лиакеи.

Нам не о чем было говорить, да никто из нас и не испытывал такого желания. Все слишком устали и хотели как можно быстрее попасть домой.

Мы дошли до улицы, где жила Лиакея. Она остановилась и обернулась ко мне. Я обнял девушку. Мы постояли какое-то время, затем она высвободилась из моих объятий, отвернулась и так же молча пошла прочь, кутаясь в мою, великоватую для неё куртку.

Я с грустью смотрел как всё дальше и дальше удаляется моя куртка. Всё-таки я замёрз.

— Пойдём и мы, — сказал я и зашагал в сторону моего дома. — Знаешь, Агдам, у меня дома стоит бутылка коньяка на крайний случай. По-моему сейчас самый крайний из всех возможных случаев. Стоит согреться, прежде чем отправляться в больницу. Ты со мной согласен?

Ещё бы он посмел не согласиться. Но для приличия следовало поинтересоваться его мнением.

— Как ты считаешь, стоит или не стоит?

Никто не отвечал.

— Эй, Агдам!

Я обернулся.

Мой нерадивый друг оцепенело смотрел на стайку ворон, облепившую чёрные сучья ближайшего дерева. Мне не понравился его взгляд. Слишком пустой. Наверное, в шоке. Лично меня тошнит от этого карканья.

— Эй! — я хлопнул его по плечу. — Ты как?

Его взгляд обрёл некоторую осмысленность. Он посмотрел на меня так, словно видел первый раз в жизни. Туман в его глазах быстро рассеивался.

— Горгон!.. Не волнуйся, со мной всё в порядке.

— Пойдём.

Мне уже ни до чего не было дела. Усталость сковала тело, мешала думать, чувствовать, интересоваться или бояться. Только простые, механические движения. Шаг правой, шаг левой. Главное не поддаться слабости. Вся жизнь состоит из такой дороги, это не повод, чтобы падать.

Знакомые ворота. Я тяжело поднялся на крыльцо, отомкнул дверь и через короткий коридор прошёл в гостиную. Агдам следовал за мной. Револьвер и патронташ я положил на стол. Больше они мне не понадобятся. Не сегодня.

— Располагайся, а мне надо немного прийти в себя.

Я прошёл на кухню, включил газ и попытался согреться. Затем умылся и промыл рану на лбу. Нашёл бинты и наскоро обмотал голову. Всё равно придётся обращаться в больницу. Вот только отдохну немного.

Тяжёлый выдался денёк.

Я встал перед окном и закурил, борясь с подступающей сонливостью. Разом дали знать полученные за день травмы. С неудовольствием отметил, что руки дрожат. Меня это разозлило. Нужно собраться. Вообще-то несправедливо устроен мир. Мои беспомощные друзья вышли из передряги без единой царапины. Меня же словно грузовик переехал.

Я усмехнулся. Сейчас я вполне созрел, чтобы написать книгу с интригующим названием: «Если я такой крутой, то почему на мне не осталось ни одного живого места».

Даже Старина Аб, если бы не сглупил, то отделался бы болью в челюсти. Хотя, откуда он мог знать, что при карантине никого не выпускают из запретной территории, а кто пытается, тех просто сжигают. Так что крутись как можешь. Подобная тактика приводит к тому, что выживших после прорыва практически не бывает. Их убивают либо монстры, либо бравые парни из группы заграждения, которые истребляют всех подряд и становятся героями.

Прошлый прорыв был хуже. Мы с отцом не успели выбраться до прибытия группы заграждения. Но в то время мы не знали, чем они занимаются. Мы ждали их как спасителей, а они оказались нашими палачами.

Я снова вспомнил того молодого офицера. Во время зачистки территории, я убил его, переоделся в его костюм и некоторое время помогал поджаривать своих недавних собратьев по несчастью. Никогда не забуду взгляд отца, когда его охватило пламя. Я правда не хотел этого. Так получилось.

Я скрылся, когда представилась возможность. Руководство города, разумеется, обо всём догадалось, но поднимать шум не стало. Из меня сделали героя и откупились привилегиями, чтобы не болтал лишнего. Я честно молчал. Понимал, что привилегии могут отнять так же просто, как и дать, причём отнять вместе с жизнью. Я не возникал. И даже не из-за страха. Ведь тогда пришлось бы рассказать, как мне удалось спастись, а мне этого очень не хочется. Пусть скелеты остаются в своих шкафах. Так и жили. И все были довольны. До сегодняшнего дня.

В зале громыхнул выстрел. Сигарета выпала из моей руки.

Я медленно направился в гостиную, скользя ладонью по гладкой стене. В кресле глыбой громоздился Агдам. Его рука свесилась к полу, рядом лежал револьвер. Напротив сердца в куртке зияла дыра. Меня заворожило это зрелище. Но не вид мёртвого друга так поразил меня, а чёрная ткань, плотно обтягивающая его голову. Сейчас он походил на Фантомаса.

Он понял, что будет, и хотел избежать общей участи, но выстрелил себе не в голову, а в сердце.

— Слабак, — сказал я, словно Агдам мог меня услышать. — Ты всегда был слабаком.

Не спуская глаз с чёрной материи, я медленно наклонился и поднял револьвер.