Наль Подольский - Труба архангела

— О, это очень смешная история. — Она всплеснула руками.

Надо же, оживает на глазах, удивился Александр Петрович.

— Когда я писала эту проклятую статью, я специально завела парня с физического факультета, из высоколобых, чтобы все время иметь консультанта под боком, в буквальном смысле слова. У него-то я и оставила пятый экземпляр статьи, который обошелся мне так дорого. Так я его расспрашивала круглые сутки, даже в постели, он думал, у меня крыша съехала, пока я не объяснила, в чем дело…

«Вот ведь дьявол, — чертыхнулся про себя адвокат, — этак мы досидимся до прихода ее любезной мамаши… Интересно, где у них хранится эта мерзкая щелочь? А попробуй спроси — окажется, и со щелочью у нее связаны какие-нибудь постельные воспоминания…»

— Отлично, вернемся к нашим баранам. Какие у них были еще аппараты с достаточно понятным действием?

— Было несколько генераторов, вызывавших различные болезненные ощущения — невыносимую головную боль или ломоту в костях, но это не так интересно. А наиболее любопытных агрегатов было три. Первый, самый страшный — единственный, механизма действия которого на человека они не понимали. Они его сами боялись и не умели экранировать его действие. Он единственный не имел прозвища. Дело в том, что с неким висельным юмором они давали своим детищам кодовые клички, иногда очень точные. А с этим фамильярничать боялись — проект пятнадцать, и все. После пребывания в его поле хотя бы полчаса люди внешне как будто не менялись, но становились — никто не мог подобрать точного слова, но наиболее близкое понятие — никчемными. Они теряли инстинкт самосохранения, волю к жизни, становились рассеянными. Человек мог свалиться в яму и потом не уметь из нее выбраться или порезать палец и затем равнодушно смотреть, как ему же на брюки течет кровь.

— Но ведь точно такой эффект, — вмешался адвокат, — давало пребывание в институте само по себе, судя по тому, чем кончила половина сотрудников.

— Да, и их панический страх — в основном отсюда. Нечто страшное и непонятное. Не более понятное, чем народное «наслать порчу»… Теперь второй аппарат. Он вызывал ритмическое конвульсивное сокращение мышц, знаете, как иногда у собак — трясется лапа, и никак ее не остановить. Люди корчились, как в пляске святого Витта. Они его так и прозвали — «Генератор Витта». Ничего юморок, нравится? И не подумайте, что это просто забавный фокус. Представьте себе, что в зону действия этой штуки попадает танковая колонна на полном ходу или просто люди с оружием в руках. А какая возможность создавать панику в крупных городах! Не забудьте, все это организовывалось при Андропове с прицелом на дестабилизацию всего буржуазного мира… И наконец, третий, самый смешной аппарат, «Труба архангела». Моя статья, кстати, так и называлась — «Труба архангела». Она, то есть не статья, а «труба», заставляла двигаться трупы.

— Невероятно! — вырвалось у Александра Петровича.

— Почему? Очень даже вероятно. Это был наш подарок народам Африки. Представляете их реакцию? Там в любой стране одной только этой штукой можно революцию сделать.

— Вы меня неверно поняли. Я хотел сказать, что это интересует меня самым жгучим образом, и попрошу вас об этом как можно подробнее.

— Хорошо, попытаюсь вспомнить. Во-первых, это было отнюдь не временное оживление, труп оставался трупом, но снималось окоченение, если оно было, и мышцы нормально работали, выполняя присущие им при жизни функции. Это было сродни гальванизации лапок лягушки электрическим током… нет, пожалуй, более близкая аналогия — беготня и полеты куриц с отрубленной головой… Самое неприятное зрелище, говорил дядя, когда начинает двигаться неполный труп. А целые передвигались неплохо, могли ходить, бежать и даже на ощупь преодолевать простые препятствия. Направление движения было, в зависимости от варианта подключения антенны, либо кратчайшим путем к генератору, либо, наоборот, от него. Вот, пожалуй, и все… Да, вот еще. У них считалось большой удачей, что на живых эта штука не действовала. Живой организм блокировал эти импульсы. В первый момент после включения человек чувствовал во всех мускулах легкую судорогу, и тут же она исчезала.

— А эта аппаратура громоздкая? Как она могла выглядеть?

— Не представляю. Но это были серийные армейские радиостанции, в которые встраивались дополнительные модули.

— Вы больше ничего не можете вспомнить?

— Сейчас нет. Если вспомню, позвоню вам. Думаю, что-нибудь вспомню. Ведь это давно было. А сейчас я слишком устала, отвыкла с людьми общаться.

— Я тоже устал, больно уж тема нелегкая. — Адвокат поднялся со стула. — Но, рискуя показаться нескромным, замечу, что общение со мной пошло вам на пользу. Вы сейчас совсем другой человек.

— Да, это так. И знаете, в чем дело? Когда вы сегодня ушли, я поняла, что все эти три года я ждала каждый день, что меня убьют. Наверное, потому мне и не удалось встать с коляски: врачи говорили, я смогу это сделать, если захочу очень сильно. Но оказалось, на самом деле я не хотела, потому что была уверена: как только встану, тут же убьют… Может быть, теперь сумею захотеть.

— Если это реально… что же, я знаю хирурга, который сможет вам помочь. В любом случае он вас осмотрит.

Вернувшись домой, он обнаружил жену бодрствующей. Сидя за столом, она рассеянно листала книжку и прихлебывал из чашки кофе.

— Хочешь кофе? Я только что сварила.

— О, дорогая, умоляю, только не это!

Она удивленно приподняла брови и закрыла книжку.

— Как хочешь. Рассказывай.

Александр Петрович, не привыкший к длительным ночным бдениям, нашел в себе силы сказать только одну фразу:

— Все в порядке, полный успех, — после чего молча положил перед Кариной диктофон и включил запись, а сам удалился в спальню.

Он заснул, едва успев раздеться, и скоро ему приснилось, что его тормошат и двигают. Не сумев отогнать дурной сон, он проснулся и понял, что это Карина пытается его потеснить, чтобы расчистить себе место. Две кровати стояли вплотную, и он не мог понять, зачем нужно тесниться, когда можно лежать свободно.

— Не ворчи, — шептала ему Карина, — я боюсь спать одна, это такая гадость, даже от записи исходит что-то ужасное, я боюсь того, что этот кошмар у нас в доме, боюсь, с нами может что-то случится.

— Ты слишком впечатлительна, дорогая, ты же знаешь, к врачам зараза не липнет, а мы с тобой профессионалы, — сонно пробормотал он и тотчас заснул снова.

Местоимение «мы» весьма польстило Карине, и она внезапно успокоилась. Надо же, умилилась она, даже во сне нашел нужное слово, хоть и лукавит, а приятно.