Клайв Баркер - Восставший из ада

Это новое пристрастие быстро излечило его от наркотиков и пьянства, ведь, вполне возможно, существовали и другие пути изменить мир по образу и подобию своей мечты.

Он вернулся в дом на Лодовико-стрит, в пустой дом, в стенах которого и был теперь заточен, и, строго следуя всем предписаниям Керчера, начал готовиться к разгадке Конфигурации Лемаршана. Никогда в жизни не был он столь воздержан и столь целеустремлен. В дни, предшествовавшие атаке на шкатулку, он вел образ жизни, которого устрашился бы даже святой. Всю свою энергию, всю свою волю Фрэнк сосредоточил на подготовке к церемонии.

Да, он был чересчур самонадеян в стремлении хоть как-то приблизиться к Ордену Гэша, теперь он это отчетливо понимал, однако повсюду — и в этом мире, и за его пределами — существовали силы, подпитывавшие эту самонадеянность и кормившиеся ею. Но не только это подвело. Нет, настоящая и главная ошибка крылась в наивной вере, будто его понимание наслаждений совпадает с представлениями сенобитов.

В результате они принесли ему бесчисленные страдания. Оглушили его чувствительность, едва не довели до безумия, а затем подвергли таким пыткам, что до сих пор каждый нерв содрогается при одном только воспоминании о происшедшем. Сенобиты называли это наслаждением и, возможно, действительно так считали. Впрочем, как знать, что творится в их душах и умах, абсолютно недосягаемых для человеческого понимания? Сенобиты не признавали никакой «поощрительной системы» (их пытки невозможно было прекратить, невозможно было избавиться от их внимания), не трогали их и мольбы о милосердии. С того момента, как он разгадал тайну шкатулки, и до сегодняшнего дня прошли многие недели, месяцы, и все это время он просил, умолял о снисхождении, но тщетно.

Нет, по эту сторону пропасти не было места состраданию, здесь господствовали лишь слезы и смех. Порой слезы радости (целый час, проведенный вне боли и страха; пусть даже краткая секунда). А порой смех, вызванный, как ни парадоксально, новым кошмаром, новой пыткой, которую предстояло испытать, какой-нибудь новой изощренной мукой, специально изобретенной для него Инженером.

А пытки все усложнялись — мозг, их порождающий, утонченно и всеобъемлюще представлял себе природу и суть страдания. Пленникам разрешалось заглядывать в мир, который они покинули. Места, в которых они отдыхали от так называемых наслаждений, своими «окнами» выходили туда, где пленники некогда разгадали секрет Конфигурации, ввергнувший их в ад. В случае с Фрэнком это была комната на втором этаже дома № 55 по Лодовико-стрит.

Почти целый год помещение пребывало заброшенным — ни одна живая душа не забредала в дом. А потом, потом вдруг появились они. Рори и красавица Джулия. И надежда ожила в нем снова…

Пути к бегству существуют, шептал ему внутренний голос; в системе наверняка есть лазейки, через которые человек умный и хитрый способен ускользнуть и снова очутиться там, откуда некогда пришел. И если у пленника получится бежать, то иерофанты уже будут не властны над ним. Их нужно призвать, чтобы они могли переступить через порог. Без такого «приглашения» они обречены, как псы, торчать у двери, скребясь и царапаясь, но не имея возможности войти. Побегом, если тазовой удастся, узник навсегда рвет свой контракт с этими ужасными существами, свой брак, который когда-то ошибочно заключил. Тут, конечно, есть риск, но дело того стоит. Да и риск ли это? Что может быть худшей пыткой, чем постоянная мысль о боли, от которой не избавиться, которая пребудет вечно?

Ему еще повезло. Многие пленники покинули реальный мир, не оставив в нем следа, которым при удачном стечении обстоятельств можно было бы воспользоваться и восстановить их тела А вот Фрэнк такой след оставил. Почти последнее его деяние в этом мире, не считая безумного вопля. Он пролил свое семя на пол. Мертвая сперма хранила в себе пусть скудное, но все же отражение его я; скудное, но вполне достаточное. И когда его драгоценный братец Рори, милый растяпа Рори, поранил себе пальчик, у Фрэнка появилась надежда. Он нашел опору, ощутил прилив силы, которая вскоре поможет выбраться на свободу. Теперь все зависит от Джулии.

Иногда, претерпевая очередные пытки, он думал, что она бросит его, просто от страха. Или сочтет представшее перед ней видение дурным сном. И тогда… он пропал. Сил, чтобы явиться к ней еще раз, у него не было.

Впрочем, кое-что вселяло надежду. Во-первых, тот факт, что после случившегося она возвращалась в комнату не раз и не два, просто стояла в темноте, не сводя глаз со стены. Однажды она даже прошептала что-то, он уловил лишь несколько слов, среди которых точно было слово «здесь». А еще «жди» и «скоро». И эти ее слова не позволяли ему ввергнуться в отчаяние.

А во-вторых… Джулия относилась к потерянным душам. Он прочел это по ее лицу, когда накануне того дня, как Рори поранился, Джулия и его брат зашли сюда, в комнату. На краткий миг самообладание покинуло ее, и в глазах Джулии промелькнули грусть и отчаяние.

Она потеряла смысл жизни. Была замужем за человеком, которого не любила, и не видела выхода из сложившейся ситуации.

И тут ей на помощь придет он, Фрэнк. Они еще могут спасти друг друга, как, согласно уверениям поэтов, всегда спасали друг друга влюбленные. Он был сама тайна, сама тьма, он был тем, о ком она мечтала. И если только ей удастся освободить его, он отблагодарит ее — о да! — подарит неизбывное наслаждение, заставит перешагнуть порог, за которым, как и за любым другим порогом, сильные становятся еще сильнее, а слабые погибают.

За этим порогом наслаждение есть боль, и наоборот. Он познал и то и другое сполна, и край этот он зовет своим родным домом.

Глава шестая

На третьей неделе сентября сильно похолодало, дыхание Арктики принесло с собой хищный ветер, горстями срывавший листья с деревьев.

Похолодание повлекло за собой смену гардероба и некоторое изменение в планах. Вместо того чтобы пройтись, Джулия решила поехать на машине. В середине дня она приехала в центр города и зашла в бар, где посетителей в обеденное время хватало, но и особого столпотворения тоже не наблюдалось.

Мимо сновали люди. Заглянули молодые турки из какой-то адвокатской конторы, видимо находившейся поблизости, — сев кружком за стол, они принялись громко обсуждать свои дела и далеко идущие планы. В другом углу расположилась компания заядлых выпивох, отличавшихся от окончательно падших алкоголиков разве что относительно аккуратными костюмами. За прочими столиками сидели посетители, предпочитавшие одиночество (вот это куда интереснее), и просто пили. Периодически Джулия ловила на себе восхищенные взгляды молодых турков, но никак не реагировала.