Клайв Баркер - Восставший из ада

Единственное, что пробуждало в ней искру желания, когда она лежала на скрипевшей постели с Рори, сопящим между ее ног, был образ Фрэнка. Она закрывала глаза и отчетливо видела Фрэнка таким, каким он некогда был.

Не единожды и не дважды его имя было готово сорваться с ее губ, но каждый раз она подавляла, заталкивала обратно этот заветный слог. Наконец ей пришлось опять открыть глаза, и реальность предстала перед ней во всей своей разочаровывающей неприглядности — Рори покрывал ее лицо поцелуями. Щека ее нервно задергалась при этом прикосновении.

Нет, она больше не в силах выносить этого, по крайней мере слишком часто. Слишком уж большие требуются усилия — играть роль уступчивой жены. Сердце может разорваться.

И вот именно тогда, впервые, лежа с Рори и ощущая на лице прохладное дуновение сентябрьского ветра, струящегося в окно, она задумалась, где бы раздобыть кровь.

Глава пятая

Иногда казалось, что прошла целая вечность, одна эра сменялась другой, а он все сидел, замурованный в стене, и в то же время подспудно чувствовал, что промежуток, отмеряемый этими эрами, позднее может оказаться часами, даже минутами.

Но теперь все изменилось, у него появился шанс вырваться на волю. Дух его стремительно взлетал и парил где-то в вышине при одной только мысли об этом. Впрочем, шанс невелик, обманываться нельзя. Как ни старайся, все усилия могут пойти прахом, и тому есть несколько причин.

Во-первых, Джулия. Он помнил ее как вполне заурядную, любящую вертеться перед зеркалом женщину, чье воспитание напрочь лишило ее способности испытывать истинную страсть. Он, правда, попытался приручить ее однажды. Этот день (в отличие от тысяч подобных ему дней) он вспоминал с некоторым чувством удовлетворения. Она сопротивлялась ровно в той мере, насколько требовали приличия, а затем отдалась с такой непритворной, обнаженной пылкостью, что он едва не потерял самообладание.

При других обстоятельствах он непременно увел бы ее из-под носа будущего мужа, но все же это было бы как-то не очень по-братски. И потом, через неделю или две она неизбежно наскучила бы ему, и тогда ему бы пришлось разбираться не только с бабой, чье тело уже намозолило глаза, но и с родным братцем, гонимым жаждой мести. Нет уж, увольте, дело того не стоило.

Кроме того, его ждали новые миры, которые предстояло покорить. На следующий день он отправился на восток, в Гонконг и Шри-Ланку, где его ожидали богатство и приключения. Что ж, они его дождались. И какое-то время он ими наслаждался. Но рано или поздно все деньги просачивались у него между пальцев, вскоре он даже начал задаваться вопросом: терял ли он нажитое в силу неудачно сложившихся обстоятельств или же просто не слишком утруждался, чтобы удержать то, что имел? Мысль, однажды промелькнувшую в голове, уже было не остановить. В постоянно сопровождавших его развале и распаде он стал угадывать доказательства, свидетельствующие в поддержку все той же горькой истины: не было в мире существа, тела или духа, ради которых он согласился бы испытать хотя бы малейшее временное неудобство.

Звезда его начала стремительно падать. Месяца три он провел в глубокой депрессии, преисполненный такой острой жалости к себе, что несколько раз оказывался на грани самоубийства. Однако новообретенный нигилизм запрещал ему даже это. Если незачем жить, тогда и умирать вроде бы тоже незачем, правильно? И он продолжал метаться от одной тупиковой мысли к другой, пытаясь утопить их в бесконечном наркотическом потоке безумств и разврата.

Как и при каких обстоятельствах услышал он впервые о шкатулке Лемаршана, Фрэнк уже и не помнил. Возможно, в баре или же в канаве, из уст какого-нибудь пьяного бродяжки. Сначала это был просто слух, очередная сплетня — будто бы шкатулка эта содержит в себе невиданные наслаждения, в которых утомленные приевшимися радостями жизни люди способны обрести усладу и забвение. Но каков же путь к этому раю?

Путей было несколько. Было и несколько карт, что рассказывали о тропах, проложенных между реальностью и запредельным, проторенных путешественниками, чьи кости давно уже обратились в прах. Одна такая карта хранилась в подвалах Ватикана, зашифрованная в теологическом манускрипте, которого никто не видел со времен Реформации. Другая карта была исполнена в форме загадки-оригами, и обладал ею, по слухам, сам маркиз де Сад, который, будучи заточен в Бастилию, выменял ее у охранника на бумагу, на которой впоследствии написал свои знаменитые «120 дней Содома». А еще одну карту изготовил создатель заводных поющих птичек, французский мастер по имени Лемаршан, спрятав ее в музыкальной шкатулке и защитив таким количеством секретов, что человек мог потратить полжизни, но так и не добраться до сокрытых в ней чудес.

Легенды, легенды…

И все же постепенно он поверил в то, что овладеть заветной тайной не так уж и трудно. Тайной, позволяющей раз и навсегда избавиться от тирании обыденности. Кроме того, подобные мысли помогали скоротать время, заполняя его полупьяными-полубредовыми мечтами.

Но как-то раз в Дюссельдорфе, куда он отправился однажды с контрабандной партией героина, ему вновь довелось услышать историю о шкатулке Лемаршана. И любопытство пробудилось снова, но только на этот раз он твердо вознамерился расследовать историю до конца, до самого, как говорится, ее истока. Человека, с которым он столкнулся на этом пути, звали Керчер, хотя наверняка у такого типа имелось в запасе еще полдюжины имен. Да, немец подтвердил существование шкатулки, и, о да, он представлял себе, каким образом Фрэнк может ее заполучить. Цена? Ну что вы, какие деньги, так, мелкие услуги, самые что ни на есть пустяшные. Ничего особенного. И Фрэнк оказал ему просимые услуги, после чего вымыл руки и потребовал оплаты.

Керчер также снабдил его подробнейшими инструкциями относительно того, как подобраться к секрету шкатулки Лемаршана, инструкциями отчасти вполне практическими, отчасти — метафизическими. Чтобы разгадать головоломку, надо отправиться в путешествие, так сказал он. Похоже, шкатулка представляла собой не то чтобы карту дороги, но саму дорогу.

Это новое пристрастие быстро излечило его от наркотиков и пьянства, ведь, вполне возможно, существовали и другие пути изменить мир по образу и подобию своей мечты.

Он вернулся в дом на Лодовико-стрит, в пустой дом, в стенах которого и был теперь заточен, и, строго следуя всем предписаниям Керчера, начал готовиться к разгадке Конфигурации Лемаршана. Никогда в жизни не был он столь воздержан и столь целеустремлен. В дни, предшествовавшие атаке на шкатулку, он вел образ жизни, которого устрашился бы даже святой. Всю свою энергию, всю свою волю Фрэнк сосредоточил на подготовке к церемонии.